- Ты о Дун Чжо или о Безумце? - пренебрежительно фыркнул Чжан Фэй. - Ха! Я возьму обоих одной рукой, а другой прихлопну, и будет мокрое место.
- Дун Чжо, Занг Чао - не все ли равно? - печально ответил Лю Цзы. - Важно лишь то, что они сильны, а мы слабы и раздроблены. Черный и желтый волки грызут страну с двух сторон...
- Насчет черного волка я ничего не знаю, - пожал плечами Лю Бэй, имея в виду Дун Чжо, - но вот слабое место желтого мы с Гуань Юем уже, кажется, обнаружили.
- Обнаружили? - удивился Чжан Фэй. - А почему я не знаю?
- Потому что постоянно пьешь, как не в себя, - заметил сидевший рядом Гуань Юй, забирая у побратима кубок. - А ведь мы не раз и не два обсуждали это при тебе!
Беззлобно фыркнув, Чжан Фэй ухватил со стола кувшин и присосался прямо к нему. Неодобрительно поглядев на него, Лю Бэй отодвинул от себя чашку с едой и вновь повернулся к Лю Цзы.
- Ты разбил войска Чэн Юань-чжи под Циньчжоу, мы тоже несколько раз наносили им поражение, - начал объяснять он. - И вот что я заметил: братья Занг хорошие стратеги, но плохие тактики. Когда все идет в соответствии с их планами, повстанцы побеждают, но едва что-то происходит не так, они тут же напускают на нас свое колдовство и спешно отступают. А если по какой-то причине они не могут этого сделать, их армия паникует и бежит, как это было на равнине Цо. Из-за этого им наверняка приходится тратить много времени на продумывание всех возможных вариантов развития сражения. Внезапной же атаки они и вовсе не вынесут.
- Это так, - степенно кивнул Гуань Юй. - Когда мы ударили на них с фланга, то пустили их желтые тряпки по ветру. И ты, баогуй, разбил их войско, атаковав с тыла.
- Кроме того, волшебством занимаются явно не все их предводители, - продолжал Лю Бэй. - Ни Чэн Юань-чжи, ни глава гарнизона Бао не смогли ничего противопоставить нашим воинам, кроме такого же, как у нас, оружия. Выучка их войска также уступает нашей. Короче говоря, вся сила Желтых повязок состоит в том, что они постоянно действуют не так, как мы думаем.
Лю Цзы молча слушал его.
- Что же ты предлагаешь, могучий? - наконец спросил он.
- Несколько перебежчиков рассказали нам, где находится тайное пристанище Занг Чао. В скором времени Совет собирается выслать новое усмирительное войско. Я попрошу Чжугэ Сюаня дать тебе место в нем и предоставлю тебе воинов. А ты предложи командованию вот что...
На следующее утро, за много ли от Аньси, в долине У забили барабаны. Владетельный Сун Цзян, до сих пор воздерживавшийся от участия в боевых действиях, собирал войска возле Чанша, своего родового гнезда. Голодная зима привела в долину множество переселенцев, от которых сейчас потребовали вернуть долг принявшему их под свою руку роду Сун, поэтому за несколько дней армия собралась немалая. После окончания сборов сам князь в высоком шлеме с рыжим конским хвостом обратился к солдатам, стоя на крепостной стене.
- Моим предком был Сун-цзы, прославленный во всех концах Поднебесной! - говорил он. - Однако до сих пор Совет считал, что для того, чтобы нести бремя защиты отечества, я недостаточно родовит и спесив. Теперь же их посланники день и ночь обивают мой порог, умоляя вмешаться в войну. Что ж, если выяснилось, что для успешного командования войсками недостаточно носить раззолоченную одежду и протирать сиденья во дворце - да будет так!
Войско ответило приветственным кличем. Сыновья князя, молодой юноша и мальчик, взмахнули мечами. Спустившись со стены, Сун Цзян через некоторое время выехал из ворот со свитой, поговорил со своими офицерами и в тот же день двинулся в поход.
Вместе с войсками двигалась и дозорная сотня Да Бяня, в которой теперь служил не только Тан Чжоу, но и Ган Нинь - князь помиловал молодого пирата в обмен на обещание указать, где спрятана крупная доля добычи шайки Дэн Мао. Болтливый и наглый, но вместе с тем смелый и веселый, он в первые же несколько дней переругался с одной половиной сотни и подружился с другой, чтобы через несколько дней уже пить в компании первых и осыпать насмешками вторых - и так без конца. Весь он был словно подобен огню, который сегодня обожжет тебе руки, а завтра согреет холодным вечером. Под влияние его нахального обаяния попал и сам старый Да Бянь, то грозившийся переломать о спину дерзкого парня все палки в округе, то смеявшийся со всеми у костра над завиральными байками, запас которых у Ган Ниня был неистощим. Вот и теперь бывший разбойник, а ныне разведчик сидел вечером у костра на высоком пне, болтая ногами и не умолкая ни на миг.
- Мы тогда шли низовьями Хуанхэ на пяти лодках, - рассказывал он, прихлебывая рисовый отвар. - Время выдалось глухое, почти не щипали никого, я уж и то подумывал тягу дать с парнями. И вот вздумалось однажды атаману мясца пожевать - рыба-то уже поперек глотки встала. Взял я двоих парней - старого Пэй Гуя и еще одного, забыл, как его звали, - и пошел в деревню чего-нибудь купить или украсть. Приходим, смотрим - ни во дворах, ни на проселке нет никого, все по домам попрятались. А посреди дороги здоровенный бык копытом землю роет - взбесился, значит.
- И что, ты его кулаками забил, как того тигра? - ухмыляясь в усы, спросил один из солдат.
- Ну ты сказанул! - поднял брови Ган Нинь. - Кто же на быка с кулаками полезет? Такого даже старик Дэн Мао спьяну не откалывал. Да вы дальше-то слушайте. Мотает он, значит, башкой, злится. Парень, который с нами был, помертвел весь, бросился в канаву и лежит там как мертвый, только что мухи не садятся. Тут мне Пэй Гуй и говорит: бери лук и отходи к берегу, птенец, сейчас будем мясо добывать. Я потихоньку назад пошел, а он, наоборот, вперед, к быку. Тот его углядел - и за ним. Пэй Гуй от него. Чешут прямо на меня. Бык совсем рассвирепел, глаза алым горят, из-под хвоста дым идет, бежит все быстрее. Ну, думаю, конец Пэй Гую. Прицеливаюсь и в глаз зверюге - бац! Тот только мордой в землю ткнулся...
- Быка в глаз на всем скаку?
- Брехня!
- Ничуть не брехня, покажу любому, кто мне быка одолжит. Дед остановился, подошел к нему, потыкал ногой, а потом подходит ко мне - и раз мне по уху! "Дурак ты, говорит, птенец, дураком и помрешь. Разве ж так охотятся? Кто его теперь до лодок тащить будет?"
Сотня грохнула хохотом, балагура стащили с пня и принялись лупить по плечам и голове. Лишь Тан Чжоу, сидя вполоборота, мрачно смотрел в огонь.
Офицерского чина князь ему так и не дал - после разгрома пиратской шайки сотня больше не совершила ничего выдающегося. Однако перед началом похода Да Бяню доставили княжеский указ, велевший переселенцу из столицы обязательно отправляться в поход и суливший строгие кары за невыполнение. Тан Чжоу понимал, что, хотя уже год не был в войсках Желтых повязок, наверняка будет использован как "язык" или просто знаток сил повстанцев. На душе у него было странно: если прежде он не придавал своему короткому участию в мятеже никакого значения, то теперь на ум почему-то упорно лезли лица прежних соратников и товарищей по отряду, лучистых глах Великого Учителя, его то плавно текущих, то взрывавшихся огненными брызгами речей, морщинистые руки оставшихся в Лоян без защиты и опоры престарелых родителей. Близких друзей на новом месте службы он так и не нашел - то ли разведчики прознали о том, что он был среди Желтых повязок, то ли просто не желали сближаться со "столичным". Разведчик смутно осознавал, что, несмотря на приказ Гонджун Сана, он дважды стал предателем - и для повстанцев, и для императорских войск. Это отнюдь не прибавляло ему веселья.
Войско двигалось три недели с редкими остановками и неподалеку от города Ань встретилось с армией Совета. Ее - двадцать тысяч обученных за зиму солдат - вел молодой генерал Хуанфу Сун, дальний родственник сановника Мен Хуна. Лю Цзы, состоявший при нем советником, возглавлял отряд в две тысячи воинов. Обменявшись приветствиями и добрыми пожеланиями, Сун Цзян и полководцы Совета уединились в шатре, обсуждая план кампании. Через пару часов за Тан Чжоу явились двое солдат и велели отправляться к князю. Обуреваемый дурными предчувствиями, разведчик пошел за ними.