Все произошедшее заняло гораздо меньше времени, чем требуется для его описания. Разметав в стороны обескровленный отряд и сотню Хэ И, в долину устремилась колонна солдат. Спускаясь по склону, она расходилась в стороны, превращаясь в широкую волну, а затем вновь сходилась узким, длинным острием. Гремели гонги, трещали пороховые хлопушки. Острие хищно нацеливалось в расцвеченное яркими пятнами костров и факелов ложе долины, туда, где за узкими и длинными полосами возделанной земли стояли дома, мастерские, амбары с зерном...
Сун Цзян и Хуанфу Сун въехали в ворота на открытой колеснице. Хозяин долины У задумчиво барабанил пальцами по левому щиту повозки. Его взгляд пытливо шарил вокруг, скользя по окаймлявшим долину горам, ярко пылающим сигнальным кострам, неподвижно лежащим телам, изрубленным и исколотым до неузнаваемости. Лю Цзы, скрученный очередным приступом странной болезни, остался командовать арьергардом.
- Наша удача велика, - покачал головой князь. - Если бы не помощь даоса, мы не смогли бы взять эти горы и за сотню лет! Без осадных машин, без кавалерии...
- Но теперь мы здесь, - коротко ответил генерал. Сидя совершенно неподвижно, он смотрел в глубь долины, где уже кипел бой.
Сун Цзян выстучал по бортику замысловатую дробь в такт своим мыслям:
- Мне кажется, уже нет смысла терять время и воинов. Они все равно не смогут долго обороняться там внизу. Не лучше ли объявить им пощаду и велеть выдать головы Безумца и его братьев? Вряд ли они найдут в себе силы отказаться.
- Нет, - не оборачиваясь, отрезал Хуанфу Сун. Сун Цзян покосился на него с неприятным изумлением.
- Почему? Даже великий Гао-цзу[1] не брезговал проявлять милосердие к слабым врагам. Кроме того, это обезопасило бы нас от восстаний в дальнейшем...
- Вы говорите совсем как Чжугэ Сюань. Но сейчас иные времена, - сухо ответил полководец. - Гао-цзу была нужна народная поддержка, и, милуя врагов, он завоевывал сердца людей. Ныне же мы имеем дело всего лишь с бунтовщиками. Истребить их - значит показать другим пример. Симпатии народа и так на нашей стороне.
- Вы уверены? - мрачно хмыкнул Сун Цзян. Генерал не ответил. Опершись на бортик, он привстал и громко выкрикнул:
- Вестового ко мне!
Молодой солдат в темно-синем халате подбежал и опустился на колено возле остановившейся колесницы.
- Отправляйся туда и найди ду-вэя[2] Мо Шана, - приказал Хуанфу Сун. - Я хочу знать, почему он так долго возится с горсткой людей, у которых нет даже земляного вала! Живо! Потеряешь коня - принесу в жертву знамени!
Сложив руки перед грудью, юноша поклонился и, взобравшись на указанного ему коня, погнал его прочь от повозки, но не успел даже исчезнуть из виду - прилетевшая откуда-то из темноты шальная стрела ударила его в лоб. Взмахнув руками, вестовой опрокинулся назад и сполз по конскому крупу на землю.
- Ну ничего поручить нельзя, - со вздохом закатил глаза генерал. - Эй, поймайте коня да отправляйтесь кто-нибудь вместо него! И щит не забудьте взять, как этот!
А двутысячный Мо Шан, крепкий черноволосый мужчина средних лет, между тем уже не был уверен, что оплот Пути Мира удастся так же легко взять, как ворота. В растерянности дергая себя за бороду, он крутил в руках меч и порой бессознательно отступал на шаг назад. Что прямо сейчас можно скомандовать войскам, он представлял плохо.
Трудности начались сразу, как только авангард достиг домов и запылала первая хибарка. Вместо того, чтобы бежать и прятаться, как им вроде бы положено, женщины и дети мятежников - обычные деревенские бабы и сопляки лет десяти-двенадцати! - кинулись на его войско с топорами и мотыгами, встав на пути армии одной беспорядочной толпой. Воинской выучки у этого сброда, понятное дело, не было, их быстро растерли в порошок, зато ярость, с которой они дрались, невольно напомнила ду-вэю почуявшую глухой угол за спиной крысу. Эта самая ярость и позволила им на несколько минут задержать наступление, дать мятежникам подготовиться к их следующему шагу. К которому сам двутысячный оказался совершенно не готов, не говоря уже о солдатах.
Эти Желтые повязки, это сборище не отмывшихся от глины землекопов и пахарей - они пошли в атаку конными! Вместо бестолковой полуодетой шайки вроде той, что он разбил на склоне, перед лицом ду-вэя явил себя строй всадников. Ночь не позволяла определить их численность. Всадники - здесь, в горах, куда они сами не смогли взять своих коней и вынуждены были атаковать пешими! Как это возможно? Как им удалось провести лошадей через скалы? Опять колдовство? Да можно ли вообще сражаться с врагом, которому подвластно такое?
Боевые крюки-цзи[3] остались в обозе - никто не рассчитывал, что столкнется здесь с конницей, и пятившийся ныне в нерешительности авангард Мо Шана был вооружен лишь длинными мечами и щитами. Ду-вэй не был трусом. Он просто никогда еще не сталкивался с подобным несоответствием сил противника ожиданиям. Это было равносильно тому, как если бы северные варвары, с которыми он привык иметь дело на границе, вдруг обзавелись катапультами и осадными башнями.
- Держать строй! - выкрикнул он наконец, чтобы отдать хоть какой-то приказ. Тотчас же его что-то сильно ударило в левую часть головы и со звоном отскочило от шлема обратно во мрак. Ругаясь от боли, ду-вэй припал на колено. Ближайший солдат мгновенно прикрыл командира щитом. Но времени подумать уже не оставалось - впереди, в озаряемой огненными сполохами темноте, снова прогудел гонг и мятежники послали коней вперед. За первым рядом всадников показался еще один, тронувшийся с места с задержкой в несколько секунд, затем еще один...
- Легкую пехоту на фланги, крыльями... назад, да! Быстро! - держась за голову, Мо Шан поднялся на ноги. В ушах у него звенело, но вражеский выстрел наконец-то подтолкнул его мысли в нужном направлении. Вернее, сама стрела. - Центр, отходить шагом! Шагом, понятно? Держать строй до последнего!
В тылу войска пропели трубы, и авангард начал спешно перестраиваться, когда первая шеренга бунтовщиков достигла пехоты. Они по-прежнему двигались линией. Ду-вэй разглядел заштопанные халаты, желтые тряпицы на лбах и коней - обычных деревенских лошадей с толстыми боками и широкими копытами. В темноте впереди снова прогудел гонг, всадники оглушительно свистнули... и снова сделали не то, чего ожидал от них двутысячный: вместо того, чтобы врезаться в строй пехотинцев, первый ряд резко свернул влево и понесся вдоль имперской шеренги. Засвистели в воздухе длинные крюки, несколько лошадей повалилось наземь с истошным ржанием, солдаты невольно подались назад, заслоняясь щитами - но конница, промчавшись мимо, уже неслась обратно в темноту. От первого ряда имперского авангарда, словно бритвой, была отрезана добрая половина. Налетевшая следом вторая линия конницы тоже описала смертоносный полукруг и рванулась прочь, вновь откроив большой кусок от пехоты. А следом летел третий, четвертый...
В ярости дергая себя за бороду, Мо Шан смотрел, как его войско "чистят", словно яблоко. Передние ряды были буквально выдернуты со своих мест, растерзаны и смяты. Легкая пехота, наконец-то перестроившись, заняла места на флангах, однако было поздно: заложив круг, всадники вернулись на прежнюю позицию. Гонг прогудел, но уже в стороне, сместившись куда-то вправо. Впереди и слева послышались резкие свистки, будто отвечавшие ему. А следом ударили стрелы.
Освещенное огнем пожарищ, войско карателей представляло собой отменную мишень. По спешно вскинутым над головами щитам забарабанил деревянный дождь, ища себе щелочку. Ду-вэя прикрывали от стрел сразу два солдата. Вражеская конница спокойно выжидала впереди, не пытаясь атаковать. Бессильное бешенство начало окутывать рассудок Мо Шана мутным багровым покрывалом. Он уже был готов скомандовать не то лобовую атаку, не то общее отступление, - он уже сам не знал, что ему делать, - когда за спиной у него послышалось конское ржание. Почти ополоумевший двутысячный обернулся, поднимая меч, но тут же разглядел на коннике светло-серый халат с красно-голубой нашивкой вестового. Слетев с коня, молодой солдат накрыл голову щитом и подбежал к ду-вэю.