Зима 1942–1943 годов решила судьбу России. Немцы докатились до Волги и наткнулись на твердыню Сталинграда; защита его вызвала в стране бурю патриотического восторга. Героический подъем с новой силой охватил всю Россию. Началась борьба, насмерть, двух народов: удачи и неудачи, временное продвижение, временное отступление, смена надежд и тревоги (особенно летом 1943 г.). Но далее все яснее, все отчетливее и с каждым месяцем все несомненней, что Германией война проиграна и что германское отступление теперь уже окончательное…
Владыка внимательно следит за военными событиями. При встречах радостно говорит о продвижениях русских армий, рассматривает карту. Теперь добрые вести о войне — его утешение, его отрада. На столе "Война и мир". Он перечитывает Толстого с живейшим интересом. "Сейчас мы вновь переживаем вторую Отечественную войну, тот же всенародный подвиг спасения родины…" — говорит он.
Дальнейшие события патриотическую его радость только усиливают. Не о спасении русского народа от германского нашествия уже теперь речь, а об ошеломляющих военных успехах "победоносного русского воинства", за ними с восхищением следит весь мир… Еще немного, полгода, и вскоре после высадки союзников во Франции начало финала — разгром Германии. Русские уже всюду: в Пруссии, Чехословакии, в Венгрии, на Балканах… Остается штурм Берлина… Сказочной отваге осаждающих соответствует баснословная мощь вооружений — и Берлин взят!
В один из этих победно-финальных дней я застала Владыку счастливым, сияющим, вокруг него лежали газеты, в руках был иллюстрированный журнал: он любовался портретами советских маршалов… — Смотрите, смотрите, подлинные орлы… Вот этот на Кутузова похож, а вот — Багратион, а вот этот — Барклай… Какие молодцы! Какие лица! Благообразные, волевые, умные… — с веселой улыбкой говорил он.
Когда разговор заходит о существующем в России государственном строе, Владыка на мгновение задумывается…
— Да… да… но национальные задачи могут, по произволению Божию, выполняться путями, нам неведомыми… — убежденным тоном говорит он. — России сейчас возвращается все, что мы утратили во время революции. Пожалуй, и основной славянский вопрос разрешится — вековая задача… вековая задача, завещанная предками… Политика ведется национальная, отвечающая интересам России. Это ново. Это явление надо учесть… с ним надо считаться… — И он вспоминает деятельность русских националистов в прошлую войну…
Радость о победах незаметно сливается с воздыханиями о русской великодержавности, о новых границах… Не те ли самые патриотические чувства нашли свое патетическое выражение в приветственной речи, сказанной Владыкой в день встречи Государя во Львове? — "…Ваши доблестные боевые орлы, сокрушив в своем неудержимом стремлении вражеские твердыни, взлетели на неприступные снежные Карпаты, и там, на самой вершине, теперь вьет свое гнездо могучий двуглавый орел…"
Огромная непобедимая Россия, от Ледовитого океана до Индийского (мечта!), гроза пограничных сильных держав, покровительница малых, сестра родная всех славян… и Москва — кто знает! — быть может, всемирный центр Православия — грандиозная программа националистических чаяний, казалось, теперь может развернуться со всей убедительностью исторической реальности… И было так же убедительно, что Россия вознесена на вершину военной славы и справилась с врагом благодаря чьей-то железной воле, жестокость которой многим бы хотелось оправдать пользой…
В те дни побед впервые в Зарубежье стали раздаваться такие речи среди русских патриотов… Что-то незаметно сдвинулось, изменилось в старых привычных оценках, начала меркнуть самая о них память… Постепенно стало забываться незабываемое — о чем говорили так часто с амвона, в печати, в лекционных зальцах, в семейном быту: о Соловках, об епископах-мучениках, об осквернении святынь, о тайной церковной жизни… История перевернула страницу, и содержание следующей поглотило внимание, так оно оказалось ново.
Это новое — прекращение в России гонений на Церковь. Больше этого — согласие во взаимоотношениях государства и Церкви. Государство уступило, допустило существование "своей" Церкви: непримиримое отыскало путь к подобию примирения…
Известие о прекращении гонений, а потом о Соборе и избрании Патриарха Владыка воспринял как великую радость духовной победы, связанную с победой на полях сражений, как знак "прощенности" русского народа. Нахлынувшие новые впечатления эту радость могли только укреплять.