— Так, — произнёс я, пропустив последнее мимо ушей, потому что услышал нечто такое, что натолкнуло меня на серьёзный пересмотр всей картины. — А как получилось, что кто-то вообще узнал о способностях Вероники? — пытаясь отыскать взгляд отца, я натыкался только на мутное марево, в котором плавали его глаза, словно в алкоголе, который он пил.
Он не смотрел на меня. Налил себе очередную рюмку и выпил, выдохнул, утёрся рукавом, но, видимо, доза показалась ему недостаточной. Тогда он взял и налил себе ещё. Протянул руку к сейфу, и оттуда вылетела бутылка с чем-то ещё, я не успел разглядеть этикетку.
Телекинетик-алкоголик — это, конечно, эффектное зрелище, но жалкое. Он выпил снова, запил из новой бутылки и снова выдохнул.
— А что мне оставалось делать? — у меня сложилось ощущение, что он разговаривал не со мной и даже не с самим собой, он разговаривал с моей матерью, с Нелли. — У меня, кроме этих двух, ещё семеро. Нас бы просто всех тихо ночью вырезали, а дом сожгли бы, — и тут он посмотрел на меня, и в его глазах блеснула ярость. — Я ей долго говорил, сходи, покайся, они простят! Сдай девочку, ничего страшного, зато все остальные живы останутся. А она в истерику, мол, ты ничего не понимаешь, она не такая, как все, и тысячи других стоит. Вечная песня, — он снова затих, и плечи его опустились.
— Поэтому маму убили? — спросил я, и Дмитрий Анатольевич едва заметно кивнул головой с закрытыми глазами. — А Вероника? Почему её не отдали в интернат?
— Тогда появился Юрьевский и сказал мне, что предлагает жизнь всех нас за то, что Ника станет его женой. Я не сопротивлялся, куда мне? Таких, как она, не должно существовать. Это опухоль на теле нашего общества. А Василий Иванович хотел её в своих целях использовать, только и всего. Может быть, с её помощью наконец-то взойти на престол, я не знаю.
Голос его стал плавать, то становился глухим, словно он шептал что-то в другой комнате, то резким и пронзительным, словно у подростка с меняющимися связками. Мысль тоже начала уходить, поэтому я понял, что времени у меня, собственно, не много.
— Почему ты не попросил Юрьевского оплатить исцеление Вероники? Почему повёз её на свои деньги в недорогую клинику? Почему хотели что-то пересаживать, когда там даже диагноз правильно поставить не смогли? Юрьевский вообще в курсе того, что происходит? — у меня было ещё много вопросов, но я не рисковал задавать их за один вопрос человеку, находящемуся в неадекватном состоянии. — Вы хотели её убить?
— А я не знаю, — он, наконец, посмотрел мне в глаза, и в мутном, пьяном мареве я увидел искренность: он действительно не знал. — Это мне она сказала сделать. Я только следовал инструкции. И тебе шлем покрасить тоже. Там краска какая-то была специальная, невидимая.
— Кто «она»? — спросил я, молясь, чтобы папаша не рухнул замертво передо мной. — Кто тебе сказал это сделать?
— Ну она, — совершив руками непонятные движения, ответил отец. — Елена Премудрая.
— Это кто? — с нажимом произнёс я.
— Кто-кто, — передразнил он меня и заулыбался. — Юрьевская Елена, манда с ушами. Обещала мне богатую награду, если всё получится, но, кажется, шиш.
Я окончательно перестал понимать пьяный бред, который нёс мой отец, поэтому встал со своего места. Но, как оказалось, преждевременно. Отец выпил ещё несколько рюмок подряд, откинулся на спинку стула и захрапел. Однако только я подошёл к двери, как он выдал следующее:
— Когда узнали, что и ты из этих, то придумали схему с операцией… — он снова всхрапнул, но только для того, чтобы открыть глаза и снова выпрямиться. — А вам таким на земле не место! Вы — опухоль! Сколько мне крови попортили! Будь проклята твоя мать!
Последние слова его были лишние. Я сжал кулак, подошёл и от всей души съездил ему по лицу.
— Никогда не трогай мою мать, — сказал я, наклонившись к самому его уху, откуда, казалось, тоже несло алкоголем. — Это святое.
Он ничего не ответил, возможно, потому что не понимал. Сплюнул кровь и налил себе ещё пойла. Из кабинета я выходил с тяжёлым сердцем.
Возле дома меня ждала хорошенькая блондиночка. Я покопался в памяти, но никого, похожего на неё, не нашёл. Возможно, опять гости из утраченной краткосрочной памяти Руслана. Я мельком отметил её фигурку, хороша, чертовка, вот только мои мысли были далеки от плотских утех. У меня в семье разыгралась трагедия похлеще тех, что показывают в кино. Мне надо было как-то смириться с этим.
«Наши миры погибают», — вот с чем гармонировало моё нынешнее состояние. Голос, говоривший это где-то на задворках моего сознания, стал громче.