Сердце Джорджа Парфри никому не принадлежало, но, как ни странно, ему недоставало бедняги Неда Симпсона; остальные учителя Колстонской школы уже давно разбились на пары и не собирались изменять прежним друзьям. С тех пор как Неда увезли в больницу, где он вскоре и умер, Джордж Парфри тосковал в одиночестве. Ни директор, ни епископ, ни преподобный мистер Причард не одобряли «греческую» любовь – у каждого была жена и, если верить слухам, любовница. Все, кто заводил тайные связи в стенах Колстонской школы, подвергали себя чудовищной опасности. К учителям относились пренебрежительно, их способностями и познаниями никто не интересовался. Их брали на работу по рекомендации попечительского или церковного комитета, влиятельного священника, олдермена, члена парламента. Никто из этих видных лиц не одобрял однополую любовь, даже тщательно скрываемую от посторонних глаз. Все решали спрос и предложение. Матросы могли напиваться до полусмерти, чертыхаться и ввязываться в драки, не пропускать ни одной юбки в каждом порту – от Бристоля до Вампоа и все-таки пользовались репутацией добросовестных работников, а их пьянство, драчливый нрав и распутство не беспокоили владельцев кораблей. То же самое относилось к юристам и счетоводам. А школьные учителя считались неходовым товаром. Никаких попоек, драк и, Боже упаси, плотской любви! Особенно в благотворительной школе.
Мистер Парфри подумывал о том, чтобы поискать другое место, но вскоре понял, что ему не на что рассчитывать. Его мирок слишком мал, чересчур тесен. Его карьера завершится в Колстонской школе, после чего епископ милостиво согласится поместить его в приют. Джорджу Парфри уже минуло сорок пять лет, большую часть жизни он провел в благотворительном заведении Колстона.
Он уложил альбом в саквояж и покинул берег Эйвона, продолжая размышлять о Моргане Третьем и его отце. Как ни странно, отец обладал миловидностью сына, однако не приковывал к себе взгляды.
После того как каникулы Уильяма Генри кончились, а у Ричарда прибавилось свободного времени, ему было сделано заманчивое предложение. Кузен Джеймс-аптекарь посоветовал ему разумно распорядиться тремя тысячами фунтов – ни к чему оставлять деньги в банке квакеров, если их можно вложить в солидное дело, убеждал предприимчивый представитель клана Морганов.
С мистером Томасом Латимером Ричард познакомился, зайдя вместе с Уильямом Генри в мастерскую к Хабитасу. За семь лет изготовления «смуглых Бесс» сеньор Хабитас скопил кругленькую сумму и мог бы удалиться от дел, но он слишком любил свое ремесло, чтобы забросить его. Хабитас поместил в «Бристольском журнале» Феликса Фэрли объявление о том, что он изготавливает на заказ охотничьи ружья, и вскоре у него появились первые состоятельные клиенты и возможность развеять скуку.
Представив гостей друг другу, Хабитас объяснил, что мистер Латимер – мастер совсем иного рода: он делает насосы.
– Преимущественно ручные, но сейчас суда переходят на насосы с цепным приводом, и я получил контракт Адмиралтейства на изготовление самих цепных приводов, – жизнерадостно добавил мистер Латимер. – Ручным насосом можно перекачать самое большее тонну воды за неделю, а насос с цепным приводом перекачивает ту же тонну воды за считаные минуты. Не говоря уже о том, что его основой служит простая деревянная конструкция, которую способен изготовить корабельный плотник! Чтобы завершить работу, ему потребуется всего лишь медная цепь.
Ричард слушал внимательно, мистер Томас Латимер сразу завоевал его расположение. С виду он вовсе не походил на инженера, был невысоким, полноватым и улыбчивым – никаких нахмуренных бровей Вулкана или стальных мышц кузнеца!
– Я приобрел медеплавильный завод Уосборо на Нэрроу-Уайн-стрит, – объяснил Латимер. – Говорю об этом только потому, что там находится одна из трех пароатмосферных машин Уосборо.
Разумеется, Ричард знал, что такое пароатмосферная машина. После того как его сын снова начал ходить в школу и с семи до двух часов Ричард оказался предоставленным самому себе, он узнал много нового об этом замечательном изобретении.
Пароатмосферная машина, прозванная «огненной», была изобретена Ньюкоменом в начале века для откачки воды из угольных шахт Кингсвуда и приведения в движение водяных колес на медеплавильных заводах Уильяма Чампиона, расположенных на берегу Эйвона, близ шахт. Потом Джеймс Уатт изобрел отдельный конденсатор пара, повысив производительность машины Ньюкомена настолько, что ему удалось заинтересовать своим изобретением бирмингемского железного и стального магната Мэтью Болтона. Уатт стал партнером Болтона, им двоим принадлежала монополия на производство паровых машин – благодаря ряду судебных процессов, устраняющих конкурентов; ни одному изобретателю не удавалось включить запатентованный паровой конденсатор Уатта в свою конструкцию.