— А если дело дойдет до суда, меня наверняка повесят — так в чем же разница? — Торн сорвался на крик. — Уж лучше позаботиться о том, чтобы суд не состоялся! Это и в твоих интересах, и в интересах Сили! Если мне грозит смертная казнь, Ричард Морган поплатится! А я утащу за собой и тебя, и Сили — всех нас отправят на каторгу! Слышишь? Всех до единого!
Мистер Бенджамин Фишер вызвал Ричарда в акцизное управление рано утром на следующий день, двадцать третьего июня.
— Я бы не советовал вам возвращаться на работу, мистер Морган, — заявил сборщик акциза, на щеках которого пылали два ярких пятна. — Мои болваны подчиненные нагрянули на завод Кейва днем и не застали там злоумышленников, только конфисковали ром.
— Черт! — выпалил Ричард.
— Негодовать бессмысленно, сэр. Я согласен с вами, но делу этим не поможешь. Акцизное управление вправе только подать в суд на владельца патента — за хранение незаконно изготовленного рома.
— На Тома Кейва? Но ведь он далеко не зачинщик!
— Томас Кейв даже не владелец патента. Он принадлежит Уильяму Торну.
Ричард снова ахнул.
— А Сили Тревильян?
Всем видом выражая отвращение, мистер Фишер стиснул пальцы и подался вперед.
— Мистер Морган, у нас есть улики только против Уильяма Торна. — Он надел очки и скорчил гримасу. — У мистера Тревильяна имеются связи, в городе его считают дружелюбным, безобидным простаком. Я сам допрошу его, но вынужден предупредить, что, если дело дойдет до суда, поверят скорее ему, а не вам. Мне очень жаль, однако пока не появятся новые улики, мистер Тревильян чист перед законом. Не уверен даже, — закончил он со вздохом, — что нам удастся добиться смертного приговора для Уильяма Торна, хотя его наверняка ждут семь лет каторги.
— Почему же ваши подчиненные не поймали их с поличным?
— Всему виной трусость. — Мистер Фишер снял очки и принялся усердно протирать их. — Еще рано, но мистер Томас Кейв уже ждет внизу — должно быть, хочет замять дело, предложив заплатить крупный штраф. Именно ему доставались деньги, мистер Морган, я же вижу, что Уильяма Торна подставили, чтобы направить нас по ложному следу. Акцизное управление вправе возместить убытки только за счет владельца патента. Это касается и вашего вознаграждения.
Покидая управление, Ричард столкнулся в вестибюле с Томасом Кейвом, но не сказал ни слова. Поскольку идти на завод было бессмысленно, Ричард вернулся в «Герб бочара».
— Итак, я потерял работу, а двое из трех преступников вышли сухими из воды, — сообщил он Дику. — О, если бы я знал!
— Томас Кейв наверняка выкупит Торна, — рассудил Дик и вдруг оживился: — Не унывай, Ричард. Что бы ни случилось, ты получишь свои пятьсот фунтов!
Но слова отца не принесли Ричарду утешения. Он предпочел бы увидеть мистера Джона Тревильяна Сили Тревильяна на эшафоте. Почему, Ричард и сам не знал, но с отвращением вспоминал оскорбительный взгляд, которым Сили наградил его при первой встрече. «Для этого самодовольного, жеманного щеголя я — ничтожество, и я ненавижу его. Да, ненавижу. Впервые в жизни меня переполняет прежде неведомое мне чувство, теперь я узнал, что означает слово „ненависть“».
В минуты испытаний он тосковал о Пег. Боль утраты была остра, но притуплялась, стоило вспомнить о последних годах споров, слез, пьянства. Однако пока Ричард блуждал по Бристолю в поисках работы, образ Пег последних лет померк, был вытеснен образом девушки, на которой он женился семнадцать лет назад. Ему так нравилось прижиматься к ней, тихо перешептываться по ночам, искать утешения в плотской любви, которая сливалась с возвышенной любовью, со страстью и с дружбой. А теперь Ричарду не с кем было даже поделиться своими бедами: Дик оставался на его стороне, но неизменно считал сына слишком мягкотелым и бесхребетным. А мать работала в таверне и за кухарку, и за судомойку. Через несколько лет он сможет беседовать с Уильямом Генри как с равным, но по ночам его все равно будет мучить одиночество. И избавиться от него не удастся, пока Уильям Генри не повзрослеет. Ричард просто не мог привести в дом мачеху для своего единственного обожаемого чада, а потаскухи были не теми женщинами, у которых он стал бы искать даже самого простого, животного удовлетворения.
В понедельник, последний день июня, Ричард покинул дом на рассвете, наступившем очень рано из-за летнего солнцестояния, и направился в Киншем, деревушку на берегу Эйвона. Стараниями владельца медеплавильного завода Уильяма Чампиона эта деревушка разрослась и стала грязнее, чем прежде. Чампион запатентовал новый способ извлекать цинк из каламина и шлама, и до Ричарда донесся слух, что он ищет добросовестного работника, умеющего обрабатывать цинк. Почему бы не попытать удачу? Самое худшее, что его ждет, — отказ.