- Больше жизни, Лева! - громко сказал один из курсантов.
Все засмеялись. Только Панин не засмеялся.
- Ничего, ребята, - сипло сказал Гургенидзе и встал. - Ерунда! - Он страшно зашевелил лицом, разминая затекшие мускулы щек. - Ерунда! - повторил он.
- Ох и понесут же тебя сегодня, спортсмен! - сказал Панин негромко, но очень энергично.
Ермаков сделал вид, что не слышит. «Если меня сегодня понесут, - подумал он, - все пропало. Не могут меня сегодня понести. Не должны».
- Полноват Лева, - сказал он, - Полные плохо переносили перегрузки.
- Похудеет, - бодро сказал Панин. - Захочет, так похудеет.
Панин потерял шесть кило, прежде чем научился выдерживать пятикратные перегрузки, положенные по норме. Это было необыкновенно мучительно, но он очень не хотел к дистанционникам. Он хотел быть штурманом.
В станине открылся люк, оттуда вылез инструктор в белом халате и отобрал у Нгуэна и Гургенидзе листки с записями,
- Ермаков и Панин готовы? - сказал он.
- Готовы, - сказал дежурный. Инструктор бегло проглядел листки.
- Так, - сказал он. - Нгуэн и Гургенидзе свободны. У вас зачет.
- Ух здорово! - сказал Гургенидзе, Он сразу стал лучше выглядеть. - У меня, значит, тоже зачет?
- У вас тоже, - сказал инструктор.
Гургенидзе вдруг звучно икнул. Все опять рассмеялись, даже Панин, и Гургенидзе очень смутился. И Нгуэн Фу Дат смеялся, распуская шнуровку костюма на поясе. Видимо, он чувствовал себя прекрасно.
Инструктор сказал:
- Панин и Ермаков, по кабинам.
- Виталий Ефремович, - сказал Ермаков.
- Ах да… - сказал инструктор, и лицо его приняло озабоченное выражение. - Мне очень жаль, Коля, но врач запретил вам перегрузки выше нормы. Временно,
- Как так? - испуганно спросил Ермаков.
- Запретил категорически.
- Но ведь я уже освоился с семикратными, - сказал Ермаков.
- Мне очень жаль, Коля, - повторил инструктор.
- Это какая-то ошибка, - сказал Ермаков. - Этого не может быть.
Инструктор пожал плечами.
- Нельзя же так, - сказал Ермаков с отчаянием. - Я же выйду из формы. - Он оглянулся на Панина. (Панин глядел в пол.) Ермаков снова поглядел на инструктора. - У меня же все пропадет.
- Это только временно, - сказал инструктор.
- Сколько это - временно?
- До особого распоряжения. Месяца на два, не больше. Это бывает иногда. А пока будете тренироваться на пятикратных. Потом наверстаете.
- Да ничего, Коля, - басом сказал Панин. - Отдохни немного от своих многократных.
- Все же я попросил бы… - начал Ермаков отвратительным заискивающим голосом, каким не говорил никогда в жизни.
Инструктор нахмурился.
- Мы теряем время, Ермаков, - сказал он. - Ступайте в кабину.
- Есть, - тихо сказал Коля и полез в кабину.
Он уселся в кресло, пристегнулся широкими ремнями и стал ждать. Перед креслом было зеркало, и Ермаков увидел в нем свое хмурое, злое лицо. «Лучше бы уж меня вынесли, - подумал он. - Теперь мышцы размякнут, и начинай все сначала. Когда я теперь доберусь до десятикратных! Или хотя бы до восьмикратных. Все они считают меня спортсменом, - со злостью подумал он. - И врач тоже. Может быть, рассказать ему?» Он представил себе, как он рассказывает врачу, зачем ему все это нужно, а врач глядит на него веселыми выцветшими глазками и говорит: «Умеренность, Коля, умеренность…»
- Перестраховщик, - сказал Ермаков громко.
Он имел в виду врача, но тут же подумал, что Виктор Ефремович может услышать это через переговорную трубку и принять на свой счет.
- Ну и ладно, - сказал он громко.
Кабину плавно качнуло. Тренировка началась.
…Когда они вышли из тренировочного зала, Панин немедленно принялся массировать отеки под глазами. У него после Большой Центрифуги всегда появлялись отеки под глазами, как и у всех курсантов, склонных к полноте. Панин очень заботился о своей внешности. Он был красив и привык нравиться. Поэтому сразу после Большой Центрифуги он немедленно принимался за свои отеки.
- У тебя вот никогда не бывает этой пакости, - сказал он Ермакову.
Ермаков промолчал.
- У тебя удачная конституция, спортсмен. Как у воблы.
- Мне бы твои заботы, - сказал Ермаков.
- Тебе же сказано, что это только временно, чудак.
- Гальцеву тоже говорили, что это только временно, а потом перевели к дистанционникам.
- Ну что ж, - рассудительно сказал Панин, - значит, не судьба ему.