– Безобразия, – быстро сказал Костя, – это дело космической полиции…
– Не всегда, – сказал Юрковский, – к сожалению, не всегда.
В коридоре что-то лязгнуло и загрохотало. Послышалось беспорядочное клацанье магнитных подков. Кто-то завопил:
– Костя-а! Есть упреждение-е! На три миллисекунды!..
– О! – сказал Костя. – Это идут мои работнички, сейчас они потребуют кушать. Эзра, – сказал он, – как им помягче сообщить, что танкер будет только завтра?
– Костя, – сказал Юрковский, – я вам дам ящик консервов.
– Шутите! – обрадовался Костя. – Вы бог. Вдвое подает тот, кто подает вовремя. Считайте, что я вам должен два ящика консервов!
В люк один за другим протиснулись четверо, и в помещении сразу стало негде повернуться. Юру затиснули в угол и огородили широкими спинами. По-настоящему хорошо он мог видеть только худой вихрастый затылок Эзры, чей-то зеркально выбритый череп и еще один затылок, мускулистый, с фиолетовыми следами фурункулов. Кроме того, Юра видел ноги – они располагались над головами, и гигантские ботинки с блестящими стертыми подковами осторожно шевелились в двух сантиметрах от бритого черепа. В просветы между спинами и затылками Юра видел иногда горбоносый Костин профиль и густо бородатое лицо четвертого работничка. Юрковского видно не было, вероятно, его тоже затерли. Говорили все сразу.
– Разброс точек очень маленький. Я считал наскоро, но три миллисекунды, по-моему, совершенно бесспорно…
– Но все-таки три, а не шесть!
– Не в этом дело! Важно, что за пределами ошибок!
– Марс бы взорвать, вот это была бы точность.
– Да, брат, тогда можно было бы половину гравископов убрать.
– Ненавистный прибор – гравископ. И кто его такого выдумал!
– Скажи спасибо, что хоть такие есть. Знаешь, как мы это раньше делали?
– Скажите, ему уже не нравятся гравископы!
– А поесть дадут?
– Кстати, о еде. Костя, радиофаг мы весь съели.
– Да-да, хорошо, что ты вспомнил. Костя, выдай нам таблеток.
– Ребята, я, кажется, наврал. Не три миллисекунды, а четыре.
– Болтовня это все. Отдай Эзре, Эзра посчитает как следует.
– Правильно… Эзра, вот возьми, голуба, ты у нас самый хладнокровный, а то у меня руки от жадности трясутся.
– Вспышка была сегодня красоты изумительной. Я чуть не ослеп. Люблю взрывы на аннигиляцию! Чувствуешь себя этаким творцом, человеком будущего…
– Послушай, человек будущего, я тебя поздравляю, у тебя опять на щеке преогромный фурункул.
– А, шут его подери. Когда они меня в покое оставят?
– Ты же обещал, что больше не будешь.
– Милый Костя, очень легко выдумывать обещания, гораздо труднее их выполнять. Но в общем-то, конечно, надо быть осторожнее.
– Ничего, залечим.
– Слушай, Костя, что это Пагава говорит, что теперь будут только очаговые взрывы? А как же мы?
– А у тебя есть совесть? Если нет – сходи в коридор, там в углу чья-то валяется. Ты что, воображаешь, что это гравитационная обсерватория? А космогонисты тебе так, мальчики? Такое богатое воображение иметь опасно.
– Ой, Фанас, не ввязывайся в этот спор. Все-таки Костя начальник. А зачем существует начальник? Чтобы все было справедливо.
– Какой же тогда смысл иметь начальником своего человека?
– Ого! Я уже не гожусь в начальники? Это что, бунт? Где мои ботфорты, брабантские манжеты и пистолеты?
– Между прочим, я бы поел.
– Сосчитал, – сказал Эзра.
– Ну?
– Не торопите его, он не может так быстро.
– Три и восемь.
– Эзра! Каждое твое слово – золото!
– Ошибка плюс-минус два и два.
– Как сегодня словоохотлив наш Эзра!
Юра не выдержал и прошептал Эзре прямо в ухо:
– Что случилось? Почему все так радуются?
Эзра, слегка повернув голову, пробубнил:
– Получили упреждение. Доказали. Что гравитация распространяется. Быстрее света. Впервые доказали.
– Три и восемь, ребята, – объявил бритоголовый, – это значит, что мы утерли нос этому кое-какеру из Ленинграда. Как, бишь, его…
– Отличное начало. Сейчас бы только поесть, перебить космогонистов и взяться за дело по-настоящему.
– Слушайте, ученые, а для чего здесь нет Крамера?
– Он врет, что у него есть две банки консервов. Он сейчас их ищет у себя в старых бумагах. Устроим пиршество тощих – по банке на четырнадцать человек.
– Пиршество тощих телом и нищих духом.