Анна все поняла по глазам сестры и расстроилась. То, что сестра стала распутницей, ее унижало. Болейны не были аристократической или очень богатой семьей. Анна походила на француженку – импульсивна, но в то же время и практична. Сестры были не похожи. В противоположность Марии, Анна очень высоко себя ценила. Французский двор закрывал глаза на флирт молодежи и, пожимая плечами, высказывал мнение, что любовь – это так прекрасно. Но французский двор учил также элегантности и достоинству. А Мария, сестра Анны, носила слишком глубокое декольте, так что ее груди выглядели вызывающе, а пухлый и полуоткрытый рот и озорные глаза серны буквально просили: возьми меня. Мария была хорошенькой, а Анна красивой. Анна была умной, а Мария глупой.
Она бродила по женским покоям, рассматривая внимательно все, что принадлежало ее сестре: ее маленькие голубые бархатные туфельки, ее одежду. Какие великолепные рукава! Эта Анна может превратить в достоинства недостатки. Я тоже сошью себе новое платье с такими рукавами, решила Мария, они делают фигуру изящной. Но, может быть, изящество присуще Анне, и потому это платье так на ней сидит? Мария восхищалась Анной. Простая девушка Анна Болейн выглядела элегантной, как герцогиня, и гордой, как королева.
– Я бы не узнала тебя! – воскликнула Мария.
– Я тоже.
Анна расспрашивала ее об Англии.
– Расскажи мне об английском дворе.
Мария поморщилась.
– Королева… Королева такая скучная. Вам повезло, что у вас нет такой королевы, как Катарина. Мы все время сидим и вышиваем и восемь раз в день молимся. На коленях. Они у меня совсем стерлись.
– А король тоже добродетельный?
– Слава святым, он не такой, как королева. Его другое интересует. Если бы не король, я бы уехала домой. Но с королем весело. Она ему очень надоела. Он влюблен в Элизабет Блант. Она родила ему сына. Король восхищен… и взбешен.
– Восхищен, что у него сын, и взбешен потому, что он не от королевы? – спросила Анна.
– Вот именно. За все эти годы королева родила ему всего одну дочь. А единственный его сын родился от Элизабет Блант. Королева очень расстроена, она все больше и больше времени уделяет религии. Нас можно только пожалеть. Мы не такие уж религиозные, а вынуждены молиться вместе с ней и слушать эту печальную музыку. Король такой красавец, а она самая обычная принцесса.
Анна подумала о Клавдии, такой послушной и ни на что не претендующей. Она не радуется жизни, а превратилась в родильную машину. Я не хотела бы быть на месте Клавдии, даже если бы мне предложили французский трон, я не стала бы и Катариной, некрасивой и нелюбимой, с ее многочисленными выкидышами. Нет, я буду сама собой или такой, как Маргарита.
– А как живет наша семья?
– Я не много о них знаю. Но живут все неплохо. Кроме нашего дяди Эдуарда Ховарда. Он очень беден, а семья его растет не по дням, а по часам. У него есть дом в Ламберте, и больше ничего. Еще голодные дети, которых они со своей леди постоянно рожают.
– И это награда за то, что он спас Англию в битве у Флоддена! – возмущенно заметила Анна.
– Говорят, он отправляется в путешествие, чтобы открыть новые земли и таким образом заработать для семьи денег.
– Все это ужасно.
Мария посмотрела на сестру. Высокомерное выражение на ее лице исчезло. Она жалела дядю. Ее глаза горели гневом. Она была возмущена неблагодарностью короля и страны по отношению к своему герою, одержавшему победу на Флодден-Филд.
– Ты держишься как королева, – заметила Мария. – Ты научилась высоко ставить себя при французском дворе.
– Лучше походить на королеву, чем на шлюху! – Анна вспыхнула.
– Выходи замуж за короля и будешь королевой. Но кто сказал, что ты должна вести себя как шлюха?
– Никто. Я просто хочу сказать, что предпочитаю вести себя как королева.
– Королева против подобных праздников, – сменила тему Мария. – Она не любит французов. Она даже поспорила с королем, выразила ему свое неудовольствие. Удивляюсь, как это она осмелилась, зная характер короля?
Мария болтала, перескакивая с одной темы на другую. Она рассматривала покои, щупала материал на платье сестры, спрашивала о французском дворе, но не слушала ответов на свои вопросы. Ушла она поздно. Возможно, получит выговор. Но это ее не пугает. Она не первый раз возвращается поздно.
«Ну и сестра у меня», – подумала Анна, вспоминая о Марии.
В коридоре великолепного дворца в Гизнесе Мария столкнулась с пышно одетым мужчиной. И так как она спешила, то чуть не налетела на него. Она отступила и увидела, что на мужчине камзол красно-коричневого бархата, отороченный жемчугом, вышитым треугольниками, с бриллиантовыми пуговицами. Мария широко раскрыла глаза от удивления и упала на колени. Мужчина остановился и внимательно посмотрел на нее. Его маленькие блестящие глаза на полном красном лице сощурились.
– Интересно! Интересно, – пробормотал он, а потом приказал: – Поднимитесь! – Голос его был низким и хриплым, и, вероятно, именно из-за голоса его часто называли грубым.
Маленькие глазки быстро ощупали фигуру Марии Болейн и остановились на ее груди, выступавшей из чрезмерно глубокого декольте, потом на ее полуоткрытом рте и слишком добрых глазах.
– Я видел вас в Гринвиче… Вы ведь одна из сестер Болейн. Я прав?
– Да, ваша милость. С вашего позволения…
– Позволяю…
Девушка дрожала, а он любил, когда его боялись. И хотя губы ее были сжаты, глаза показывали, что он ей нравится, а это ему очень нравилось самому, особенно когда он встречался со своими молоденькими подданными в тихих коридорах, где, он знал, его никто не видит.
– А ты хорошенькая, – заметил он.
– Его Величество льстит мне…
Он засмеялся, и грудь его задрожала под красно-коричневым бархатом.
– Я готов и на большее, когда вижу такую хорошенькую девушку, как вы…
Генрих не был деликатен, во время же пребывания во Франции он вел себя еще грубее и вульгарнее. Он не собирается подражать этим французским обезьянам! Ни в коем случае. Ему нравилась эта девушка, а он нравился ей. К чему утонченные ухищрения? Он положил свою пухлую руку, украшенную кольцами, ей на плечо. Если Мария и немного сопротивлялась, а, зная ее, в этом можно было усомниться, она растаяла от этого прикосновения. В глазах ее светилось восхищение этим человеком, лицо выражало желание, которое все усиливалось. Для нее он был самим совершенством. Ведь он был королем и обладал главным признаком сексуального господства – властью. Он был самым могучим мужчиной в Англии, а возможно, и во Франции. Он был самым красивым принцем в христианском мире, может быть, не он сам, а его одежды. Марию тянуло к нему, а его к ней. И это было очевидно.
– Девочка… – произнес Генрих тихим голосом. Он поцеловал ее, руки потянулись к мягкой груди, которая жаждала ласки. Губы Марии крепко прижались к его губам, руки вцепились в бархат ржавого цвета. Генрих целовал ее шею и груди, поглаживал бедра под мягким бархатом платья. Эта внезапная взаимная страсть, охватившая их, была сладкой, как мед. Король мог иметь все в любое время, стоило ему только захотеть. Но этот грубый и жесткий человек был не так уж прост, как могло показаться. Он сам себя не знал, к тому же был очень сентиментален. Да, власти у него было достаточно, но именно потому он хотел ежеминутного подтверждения того, что он не теряет ее. Когда по любому его капризу головы мужчин летели с плеч, а жизнь женщин висела на волоске, он понимал, что власть эта не может быть прочной. Он был окружен подхалимами и людьми, которые уверяли, что любят его, потому что боялись. В жизни такого короля, как Генрих, редко выпадали моменты чувствовать себя в первую очередь мужчиной, а потом уже королем. И он ценил их. И вот теперь Мария Болейн давала ему почувствовать, что она ценит в нем в первую очередь мужчину, его тело, а не одежду, усыпанную бриллиантами. Она хочет его, хочет страстно. Он довольно часто видел ее, когда она сидела рядом со своей набожной королевой. Глаза у девушки были опущены, она что-то шила либо вышивала. Мария нравилась ему, потому что была хорошенькой. Он смотрел на нее и представлял себе, какой она может быть в постели нагая. Он всех так себе представлял. Это его забавляло, но не больше. Королю нравилась ее семья. Томас был служакой. Джордж – блестящим, умным юношей. А Мария… тем, что ему в данный момент было нужно.