— Все, что в моих силах…
— Оставьте их в покое. Или учите их, если чувствуете в этом необходимость; учите истории, наукам, философии, правоведению — всему, что поможет им лучше понять Великую Вселенную, о существовании которой еще недавно они и не догадывались. Но не сбивайте их с пути своими страданиями и ненавистью, виной, грехом и наказанием. Кто знает, какой вред…
— Сэр, ваши слова оскорбительны! — вскочив на ноги, крикнул священник. Его седая макушка едва доставала до массивного подбородка космолетчика, однако он готов был бесстрашно защищать то, во что верил.
Вся сентиментальность разом сошла с Гарта, вскочившего на ноги вслед за священником. Так они стояли, скрестив гневные взоры — живое воплощение непримиримых соперников, до последнего вздоха готовых защищать свое дело, в правоте которого каждый из них был уверен.
— Оскорбление — на вашей совести! — крикнул Гарт. — Полагать, что ваша жалкая, полузаимствованная религия, которая лишь в мелочах отличается от тысяч других, до сих пор отравляющих сознание людей, способна на нечто большее, чем совратить эти невинные души, — вот высшее проявление эгоцентризма! Неужели вы не можете понять, что они верят в правду и никогда не слышали о том, что такое ложь? Ведь они совершенно не подготовлены к тому, что иные мыслящие существа могут мыслить иначе, чем они. Пощадите их, дайте им шанс и…
— Исполнить волю Господню — мой долг, мистер Гарт. Все они — созданья Божьи, и у них есть души. Мой же долг — дать им слово Божие, чтобы они нашли спасенье и вступили в Царствие Небесное, и уклониться от выполнения его я не имею права.
Ветер распахнул приоткрытую священником дверь настежь. Фигура святого отца растворилась в темноте, а дверь все хлопала и хлопала под штормовыми порывами ветра, и от капель дождя, попавших внутрь, у порога образовалась лужица. Оставляя на полу грязные следы ботинок, Гарт закрыл дверь, не обратив внимания на Айтина, молча, терпеливо ждавшего под дождем в надежде на то, что космолетчик хотя бы на минуту вспомнит о нем и передаст ему еще одну крупицу замечательных знаний, которых у него, Гарта, было так много.
С молчаливого согласия обоих никто из них ни разу не упомянул о событиях того памятного вечера. После нескольких дней одиночества, усугублявшегося тем, что каждый из них знал о близком присутствии другого, они вновь начали беседовать друг с другом, тщательно обходя запретные темы.
Гарт потихоньку укладывал свои вещи, упаковывал товары, не признаваясь, однако, себе самому в том, что работа его завершена и он готов улететь в любую минуту. Он собрал огромную коллекцию редких лекарственных трав и растений, за которую можно будет выручить приличную сумму. Ну, а вескерианские изделия искусства — они-то уж наверняка вызовут сенсацию на видавшем виды галактическом рынке. До его прибытия на планету художественные поделки местных ремесленников отличались примитивизмом: в основном это были кусочки твердого дерева, скудно украшенные нанесенной на них каменными осколками резьбой. Он всего лишь снабдил вескерианцев инструментами да запасом необработанных металлов, и через несколько месяцев они не только научились работать с новым материалом, но и сумели перевоплотить формы и образы, присущие их искусству, в самые необычные и вместе с тем самые прекрасные художественные изделия, какие ему доводилось видеть. Ему оставалось лишь выставить их на рынке, создав таким образом привычный спрос, а затем вернуться за новым запасом. В обмен вескерианцам нужны были только книги, инструменты и знания, и он был уверен, что они сами, без посторонней помощи дорастут до галактического союза.
На это Гарт всегда и надеялся. Но и на поселение, выросшее вокруг его корабля, подули ветры перемен. Он перестал быть главным объектом внимания, центральной фигурой в жизни деревни. Он усмехался, думая о потере своего влияния, однако в этой усмешке было мало веселья. Серьезные и внимательные, как и прежде, вескерианцы продолжали по очереди дежурить у его дома, перенимая знания, но сухая манера, с которой они записывали диктуемые Гартом факты, резко отличалась от атмосферы эмоционального урагана, окружавшей священника.