— Эх, святые отцы и матери, куда вас черт унес?! — не на шутку всполошился Степан Шарапов.
Мужики обыскали все постройки и, не встретив ни души, разводили руками.
— Словно ветром выдуло, — удивлялись они.
— В церкви заступники наши, — крикнул Малыгин, — заперта церковь. Однако внутри шум слышен, будто пчелы в улье гудят. — Он нагнулся, приложив ухо к дверям.
Петряй торкнулся в дверь, но ответа не получил. — Постучать разве еще, — как-то нерешительно протянул Яков Рябой. — Да как тревожить людей — молитвы богу возносят.
— Негоже людей тревожить, — отозвались мужики, погоди малость. — В скиту они заметно робели.
— Коней без призору бросили, полоумные, — с укоризной заметил Малыгин, глядя на два пустых воза у ворот. Лошади, понурив головы, переминались с ноги на ногу.
Ямщик подошел к коням.
— Хорош, — сказал он, оглаживая вороного жеребца, — хоть сейчас в тройку. Любой купец не побрезгует, хорош, слова нет.
Потянулись мужики. Обступив лошадей, они долго по косточкам разбирали их достоинства и недостатки. Но и лошадей надоело смотреть, решили отдохнуть.
Вечерело, солнце клонилось к лесным вершинам.
Степан дважды ходил к церкви стучаться.
— Неладно здесь что-то, — беспокоился он. — Ежели народ в церкви, почему не отзовется? И в службе долгота.
— А ты дубину возьми, сподручнее, — посоветовал Петр. — Дубиной ежели по двери ахнешь, глухой услышит. Греха не бойся, не то бывает.
— Попробуй, Степан, — согласился кто-то из мужиков, — что время тянуть.
— Жрать охота, ажно животы подвело. Все скопом снова собрались у часовни. Степан взял в руки палицу.
— Перекрестись, мореход, — посоветовал Гневашев, — перекрестись, греха меньше возьмешь. Истинно так!
Степан перекрестился и три раза бухнул дубиной в дверь. Мужики затаили дыхание.
— Кто здесь и чего вам нужно? — раздался приглушенный голос из церкви.
— Царские люди, — во благо соврал Степан, — по делу, игумена вашего надо.
— Отойдите, слуги антихристовы, — раздалось в ответ громко и повелительно, — оставьте нас, или мы сгорим!
Мужики с испугом глядели друг на друга.
— И сгорят, убей меня бог, сгорят! — рявкнул волосатый Арефа и снял шапку. Степана вдруг осенило.
— Думают, дураки, мы скит разорять пришли. Святоши заумные, дьяволы! — ругался он. — Упредить надо, кто мы И снова в дверь посыпались удары.
— Отцы святые, — взвыл Шарапов не своим голосом, — крестьяне мы, за древнее благочестие стоим, отопритесь бога ради, отцы святые!
В церкви все замерло. Прислушавшись, Степан еще с большей силой затарабанил в двери.
— Перепугаем старцев до смерти, — остановил Степана Малыгин, — и в самом деле сожгутся.
Неожиданно раздалось многоголосое громкое пение. Пели похоронное, берущее за душу.
Мужики застыли, открыв рты и выпучив глаза. Стало страшно.
— Дым! — в ужасе завопил Малыгин, указывая на стены церкви.
Из волоковых окон валил густой дым, клубами уходя в небо.
— Наташенька, голубка милая! — дико закричал Степан. — Ломай двери, братцы, разбирай стены!
— Со святыми упокой, — словно в ответ, донеслось из церкви.
Опомнясь, бросились с топорами мужики. От многих рук подались толстые бревна стен, затрещала тяжелая дверь.
Но огонь в церкви быстро разгорался. Длинные языки пламени лизали тесовую крышу, пламя охватило купол.
С ликованием мужики вытащили из стены первое бревно. Но радость была преждевременной: из провала посыпалась щебенка. Святые отцы церквушку ладили крепко, в две стены, закладывая между ними камнем.
Пение в молельной прекратилось. Теперь кричали страшно, дико. Запахло жареным мясом.
Бросив бесполезную работу, мужики кинулись к двери и, словно тараном, вышибли ее. Огонь и дым вырвались из церкви. Поливая друг друга водой, мужики храбро кинулись в полымя. Длинными баграми вытаскивали человеческие тела, кучей лежавшие на полу. Те, что лежали сверху, обгорели, обуглились, а внизу — задохнулись от дыма.
В наступившей темноте ярко пылала церковь.
С полсотни человек удалось вытащить на двор. Немногие ожили на чистом воздухе. По счастью, ветра не было. Мужики не дали выгореть скиту. А церковь, рухнув, сгорела дотла.
Степан, оборванный и мокрый, с опаленной бородой, метался среди спасенных, разыскивая Наталью.
В одной из келий мужики отыскали трясущихся, потерявших от страха язык большака Сафрония, дородную начальную матку Таифу и трех соборных старцев. Среди них был Аристарх.