_________________________ 1 Наем предпринимателем работников в промысловую артель. На "Ростиславе" было еще двое опытных, испытанных мореходов: Алексей Химков - сухой, жилистый сорокалетней здоровяк, и его однолеток, подкормщик Иван Колобов. Остальные одиннадцать человек - молодые, рослые, плечистые. И среди них совсем еще мальчик, двенадцатилетний Ваня, сын кормщика. Артель зверобоев во время плавания составляла команду лодьи. Кроме кормщика - полновластного хозяина на судне - и его помощника подкормщика, в составе артели обычно бывало два носошника, два забочешника, несколько весельщиков и ученик - зуек. Носошник в старину был основной фигурой на промысле. На моржовой охоте он с борта карбаса метал в зверя носок поморский гарпун. Забочешник, находясь на средней скамье карбаса, должен был следить за ремнями - сборами, чтоб не запутались, и подавать носошнику носки. В описываемое время в ходу были уже кремневые ружья, однако носошники и забочешники попрежнему оставались в артелях, только, кроме гарпуна, они были вооружены и пищалью. Ученик - зуек - обыкновенно занимался тем, что готовил, пищу, прислуживал взрослым на охоте, проходя понемногу трудную науку моряка-зверобоя. Вместо платы зуек получал иногда, при богатом промысле, кое-какие подачки и подарки. Слово "зуек" означает небольшую морскую птичку, вроде чайки. Птичка эта обычно кружится над местом разделки рыбы и питается отбросами промысла. Жизнь на зверобойном судне и взаимоотношения экипажа исстари определялись морским уставом, строго соблюдавшимся каждым промышленником. Исключительная честность отличала русских северных мореплавателей. Кто не слыл за честного человека, тому дорога в артель была закрыта. - Тебя, вишь, мало кто знает, гляди, и не пойдут с тобой ребята, говорили поморы малоизвестному охотнику. На "Ростиславе" зверобойная артель подобралась удачно. Алексей Евстигнеевич Химков пользовался уважением и любовью среди промышленников, и каждый мезенец считал за счастье пойти в плавание с таким кормщиком. Из числа зверобоев особенно выделялся своей необычайной силой и крепким сложением носошник Федор Веригин - богатырь с густой курчавой бородой. Вся артель в шутку звала его "ошкуй", то-есть медведь. И недаром. Он смело выходил с рогатиной на огромного белого зверя и слыл в Мезени человеком большой храбрости. - Не иначе, оленьей кожей Федор покрыт. Старые люди говорят, кто оленьей кожей обернется - бесстрашен бывает, - поговаривали про Веригина односельчане. Федор был артельщиком на лодье. Его заботам Химют поручил все продовольственные запасы и снаряжение. Второй носошник, Степан Шарапов, славился как весельчак, песенник, сказочник и гусляр. Поморы понимали и ценили удалую песню, затейливую быль-сказку. Песенников брали во все артели, отправлявшиеся на далекие промыслы с зимовкой, оплачивали их значительно выше, чем рядовых зверобоев.
Второй день после поворота на Грумант не принес "Ростиславу" ничего нового. Только нерпы, появившиеся в большом количестве, то и дело высовывались из воды, словно наблюдали за проходящим судном. А лодья набегала крепкой грудью на свинцовые волны и, разбрасывая тысячи брызг, торопилась все дальше и дальше на север. Пользуясь хорошей погодой, мореходы попрежнему проводили свободное время на палубе. На корме у приказинья1 стояли Алексей Химков с подкормщиком Колобовым и старым зверобоем Климом Зорькиным. ___________________________________ ' Люк, ведущий в каюту кормщика.
- Нет, ты на ход-то посмотри, - говорил Колобов Климу, показывая на шумевшую у бортов воду, - что скажешь?.. Ведь поболе триста верст в сутки бежим. Зорькин недовольно хмурился: - Ходкая лодья, спору нет... Да не захвалить бы... а то не ровен час... - Ну, полно, дед, не бойся, - смеялся Химков, - пугливым больно стал. На носу лодьи слышался певучий голос Шарапова, то и дело покрываемый взрывами молодого смеха. Направо и налево Степан сыпал шутки и прибаутки. Все поморы были одеты в вязанные из грубой шерсти домашнего прядения рубахи - бузурунки - и толстые штаны, заправленные в высокие промысловые сапоги - бахилы. Было тепло. Многие мореходы оставили свои шапки внизу, в поварне, и ветер шевелил густые светлые копны их волос. У каждого на поясе красовался нож в больших кожаных ножнах. Поморы не расставались с ним даже на ночь. - Без ножа на люди стыдно показаться, девки засмеют, - говорили охотники. Химков, щурясь, смотрел на солнце и думал: "К полдню близко. Ширину по солнышку сыскать надобно. Медведь-то вот-вот должен быть". Он хотел позвать сынишку, да вспомнил, что время паужну артели готовить занят Ванюша. Спустившись на минуту в каюту, кормщик появился на палубе с градштоком1 и маточкой в руках. Сначала он определил время: держа на солнце компас круглую деревянную коробочку размером с карманные часы, он приставил к нему тоненькую соломинку. Тень от соломинки прошла как раз по середине прибора. - А правда, полдень и есть. И в склянке песку самая малость осталась. Затем он взял градшток и повернулся спиной к солнцу. Переставляя поперечный брусок ближе к глазу, он надел на противоположный конец прибора небольшой диск, блестящей поверхностью к светилу. Смотря одним глазом в нижнюю мишень поперечного бруска и через середину диска на гори зонт, Химков стал передвигать диск, пока не поймал солнечный луч на отполированную поверхность. Пройдя через мишень на верхней части поперечного бруска, луч, блеснув на экране диска, показал высоту солнца над горизонтом. - Как раз солнышко полуденное колесо2 проходит. Не опоздал, - с удовлетворением отметил кормщик. Отсчитав градусы и минуты, он быстро спустился в каюту и перевернул песочные часы: ровно полдень. С помощью таблиц Химков высчитал широту, прикинул проплытое расстояние и отметил на карте положение судна. По счислению выходило, что Медведь-остров вот-вот должен быть на виду. Иной раз и раньше гора открывалась. "Неужто к востоку так сильно увалило судно? - подумал Химков. - Ну, ладно, поживем - увидим. А сейчас изнутри лодью сведаем". - Федор, крикнул он, приглядываясь к стоявшим на носу. Из группы зверобоев вышел Веригин и неторопливой развалистой походкой направился к кормщику. - Пойдем, Федор, посмотрим, под стланью воды нет ли. Лодья - то новая, может, конопать где выпала. Не подмокло бы что. Они спустились через большой трюмный люк. _________________________________ 1 Старинный прибор для определения широты. Долгота в то время вычислялась приблизительно, по пройденному судном пути. 2 Меридиан наблюдения
В трюме находилось пока только продовольствие и снаряжение артели - больше тысячи пудов различного груза. Ведь на каждого морехода, на случай зимовки, брали солидный запас: тридцать пудов муки ржаной и ячневой, пять пудов толокна, пять пудов соленого мяса, один пуд масла в кашу, два-три фунта меду на кисель, пять фунтов гороха, пять ушатов кислого молока или творога с сывороткой и бочонок ягоды морошки. А тут еще были бочонки с водой, порожние бочки для моржового жира, дрова, лес для постройки избы и многое другое. Кроме того, в "балластном ящике" лежало с полторы тысячи пудов камня. Отправляясь в дальнее плаванье, судно для большей мореходности загружалось камнем. Когда трюм заполнялся промысловыми грузами, "балансный ящик" разбирали, а камни выбрасывали за борт. Пока трюм наполовину пустовал, и осмотреть его было нетрудно. Прежде всего Химков проверил, крепко ли стоят наборные части корпуса. Весь набор держался прочно. Да и немудрено Остов судна, его ребра - опруги - были изготовлены из добротной смолистой ели. Лодью скрепляли поперечные брусья и дополни тельная внутренняя обшивка. Каждый поперечный брус, расположенный между бортами, - бимс, или, по поморски, перешва, крепился к бортам четырьмя крепкими кницами, сделанными из корневищ, по две кницы с каждого борта. На некоторой высоте от киля шел второй ряд бимсов, тоже укрепленный кницами имеющими форму буквы "Г". Короткая сторона кницы крепилась к боковой грани бимса, а длинная, прилегала к шпангоутам, упиралась в соседний бимс. Это был второй мощный пояс, идущий по всей длине судна. Во время выгрузки или погрузки на второй ряд бимсов для удобства настилался временный помост. Кормщик и Федор тщательно осмотрели днище, заглянули под настил, на котором был аккуратно расставлен груз. Там плескалось немного воды. Стали осматривать каждый шов в бортах и кое-где нашли места, откуда вода слегка просачивалась. Однако она проникала в столь небольшом количестве, что не вызывала беспокойства. Ну, молодец Серебренников! Что конопатка, что осмолка! Хорошо судно сладил. Хорошо, то и дело повторял Химков, вспоминая архангельского судостроителя. Погода быстро портилась. Солнышко теперь лишь изредка проглядывало сквозь тучи, обложившие весь горизонт. Тщетно пытались грумаланы разглядеть гористый остров, хотя грозные скалы Медведя давно должны были открыться. Химкову стало ясно, что шелоник отнес судно далеко в сторону. - Велик увал больно. Держи-ка, Колобов, меж запада побережник 1, - решил он. Пока подкормщик приводил "Ростислава" на новый курс, а промышленники подправляли паруса, Химков задумчиво осматривал небосклон. "Туманом нас скоро покроет, вишь, бель по горизонту стелется", проносились в голове тревожные мысли. После перемены курса лодья сбавила ход, так как теперь когда взяли много левее, ветер дул почти прямо в борт. - Слышь Алексей,- сказал Колобов,- раз туман, тут и лед должен быть. Как в туман войдем, поостеречься бы надо. Кормщик только отмахнулся - он и сам вполне понимал обстановку. Туман сначала походил на легкие клубы пара, поднимавшегося над поверхностью моря, но прошло некоторое время - и судно со всех сторон окутала плотная молочная пелена. Замолкли веселые голоса молодцов промышленников на носу лодьи. Туман заставил всех подтянуться и насторожиться. Тишина нарушалась только шорохом и всплесками воды, рассекаемой судном. Неслышно, крадучись нападает на морехода враг - туман. Еще недавно и горизонт был чист и солнце светило на ясном небе. Но стоило перейти ветру, и все наглухо окутала белая пелена. ____________________________ ' На западо-северо-запад. Туман давит грудь, глушит звуки, прижимает их к черной воде. Тяжелеют промокшие паруса, натягиваются, как струны, снасти, все судно покрывается крупными каплями воды. Капель становится все больше и больше, они собираются в ручейки, и скоро не будет сухого места на лодье и сухой нитки на мореходе. Хорошо, если находишься в открытом море и на корабле падежный компас. Тогда судно может идти по курсу вслепую. К берегу и с компасом приближаться опасно. Туман обманет. Увидит дозорный скалистый мыс, да поздно - быть лодье на камнях... Ване, прислонившемуся к передней мачте, временами казалось, что "Ростислав" остановился, застрял в вате тумана. Но судно, управляемое опытной рукой, продолжало двигаться вперед, к своей цели. Незаметно над морем сгустились сумерки. Еще непрогляднее стал туман. Палуба опустела. Все вокруг было пропитано пронизывающей сыростью, и холодные струйки воды стекали с набухших парусов. Скупо перекидываясь словами, мореходы сели за ужин. Похлебав тресковой ухи, заправленной овсянкой, принялись за отварную холодную треску, обильно поливая ее рыбьим жиром. - Трещечки не пожуешь - и сыт не будешь, - кладя ложку, сказал Шарапов. Наша поморская рыбка. Говорят, прочих морях она куда плоше: вкуса нет, пресна да тоща. Но разговор не клеился, и мореходы пораньше улеглись на оленьи шкуры, укрывшись теплыми овчинными одеялами. Не спали лишь вахтенный рулевой и Алексей Химков. Кормщик не раз выходил на палубу; он подолгу вглядывался в мутную темень и часто проверял направление судна по маточке. Соснул бы часок-другой, Алексей Евстигнеич, - советовал рулевой. - Путь-дорога морская честна не сном, а заботой - успею выспаться, коли все ладно будет. Шелоник продолжал нести туман. По морю катилась крупная волна; пенистые гребни вздымались к ползущим над самым морем тяжелым белесым клочьям. Покачиваясь на волне, выплыла навстречу лодье первая льдина. Она была покрыта живым коричневым ковром: моржи. Могучие, неуклюжие на вид звери мирно отдыхали лежа вплотную друг к другу. Вот один морж поднял клыкастую голову и с любопытством посмотрел на судно. А через минуту и он спал, положив длинные бивни на спину соседа.