Когда яркие лучи утреннего солнца пробудили почтенного депутата ото сна, случившееся с ним в Лиможе уже не выглядело столь вопиющей трагедией. Более того, господин Дрон вообще удивился — что это на него нашло! Воспылать на старости лет страстью к малолетке, нахамить серьезным людям, перебить столько горшков…
Нет, будь он шестнадцатилетним подростком, когда гормон бьет в голову похлеще бейсбольной биты, тогда бы понятно. Но на шестом-то десятке! Не иначе, это случившееся в Шатору общение с Высшими Силами так себя проявило. Видно, что-то там они у него в организме подкрутили. Во всяком случае, чувствовал господин депутат себя полным сил и лет на двадцать помолодевшим.
Вот точно что-то с гормональным обменом нахимичили!
Разумеется, ни в какую церковь господин Дрон не пошел. А пошел разыскивать господина Гольдберга, которого давненько не видел и уже, как ни странно, успел по нему соскучиться.
А господин Гольдберг, как оказалось, после случившегося с ними в Шатору тоже впал в неистовство. Но — особого рода. Случилось с ним вот что.
Дело в том, что, наряду с множеством отвратительных недостатков, бывший владелец замка Шато-Сегюр обладал и рядом качеств, вполне похвальных. Так, например, мессир Эмар Лиможский оказался владельцем совершенно роскошной библиотеки на много сотен томов и свитков. Большинство из которых, как выяснилось при осмотре, не дошли до более поздних времен. Но при этом не раз упоминались и цитировались средневековыми авторами.
Поняв, возле какого богатства он оказался, господин историк фактически переселился в замковую библиотеку, с утра до вечера роясь в пыльных фолиантах, делая выписки и оглашая стены горестными стонами по поводу невозможности взять все это, положить в карман и унести к себе, в свое время — для серьезного и обстоятельного изучения.
Именно туда и проводила господина Дрона отчаянно стреляющая глазками горничная, которую он попросил помочь найти потерявшегося алхимика и звездочета.
— Вот, ваша милость, тут господин колдун сидят, запершись, и почти не выходят…
Евгений Викторович Гольдберг был там.
Осунувшийся, похудевший, с синюшными мешками под несуразно покрасневшими глазками, он сидел за огромным, заваленным книгами и свитками столом, что-то лихорадочно выписывая, и чуть ли не рычал от вожделения и научного энтузиазма. На вопрос господина Дрона, обедал ли он сегодня, господин историк буркнул что-то невразумительное, приблизительно означающее "А? Что? Не помню. Отвалите уже все!", и продолжил работу.
Однако! — изумился про себя почтенный депутат. — Похоже, тут нужны решительные меры!
Выйдя из библиотеки и поймав какого-то пробегающего мимо служку, он велел немедля мчаться на кухню и нести оттуда мяса, овощей, хлеба и крепкого красного вина хорошей выдержки. И чтобы одна нога здесь, другая там!
Напутствуемый отечески отпущенным пенделем, слуга умчался выполнять порученное и уже буквально через десяток минут вернулся, обильно нагруженный провизией.
Господин Дрон же, тем временем, выдернул почтенного историка из книжных завалов — так добрая хозяйка выдергивает с грядки созревшую редиску — отряхнул его от насевшей пыли и паутины и, полуобняв, начал прогуливать озверевшего от многосуточной и почти беспрерывной работы Доцента вдоль книжных стеллажей. Взад и вперед. Взад и вперед. Дабы застоявшаяся кровь вновь начала нормально циркулировать в изможденном организме научного работника.
— Ну, нельзя же так увлекаться, — мягко выговаривал он все еще ничего не соображающему господину Гольдбергу, поддерживая того за локоток и помогая успешно огибать встречающиеся препятствия. — Так ведь и ласты склеить недолго. Наука не простит нам потери бойца. А что я скажу в обкоме КПРФ по возвращении? Мол, потерял вашего товарища при выполнении боевого задания? Нет, батенька, аккуратнее с этим делом нужно, как-то спокойнее… Фанатизм, — он еще никого до добра не доводил… Да и годы наши с вами уже не те, чтобы вот так вот, сутками напролет безобразия нарушать…
Так, нежно воркуя и выгуливая историка, он дождался уже упомянутого слугу с продуктовым набором, решительно сдвинул книги с одного конца стола и велел накрыть на освободившемся месте. Когда все было готово, почтенный депутат усадил своего подопечного на стул и чуть ли не насильно влил тому в рот несколько глотков вина.