У ворот хрисопольского дворцового комплекса их встретил Георгий Макремболит. Друнгарий виглы был мрачен, серьезен и хмур. Кольцо внешней охраны дворца составляли его люди, так что друнгарий встретил подошедших лично. Видимо, о высадке сотни эпарха ему доложили сразу.
— С чем пожаловал, Константин?
Вопрос был самый обычный, какой задал бы любой начальник стражи любому предводителю вооруженного отряда, прибывшего на охраняемый объект в тревожное и опасное время. Однако во взгляде черных глаз, устремленных на эпарха, плескался совсем другой вопрос: "Что, уже? Уже да? " И ответный взгляд, не оставляющий ни малейшего сомнения: " Да …"
— Известия из города, для басилевса лично! — Голос эпарха был спокоен и тверд. — Ну, и сотню свою привел вам в помощь. Мало ли…
— Сотня, это хорошо… И как там, в городе? — обычный разговор двух бывалых вояк.
И немой диалог глаза в глаза, который на слова и перевести-то трудно. Даже и не диалог, а просто совместное понимание того страшного, что сейчас должно произойти. И уже не может не произойти.
— В городе? В городе плохо, Георгий! Плохо… Купцы, ремесленники, лавочники — все, как с цепи сорвались! Вокруг Софии не протолкнешься.
— Да оно и понятно. Уж если с Каломодием, который богат чуть ли не как император, такое можно сотворить, то чего остальным ждать! Алчные ублюдки! Лагоса поймали?
— Утек Лагос. Как и не было. Сам Протей такой изворотливости обзавидуется. Преторианскую тюрьму чуть не по кирпичику разобрали. Веришь ли, камня на камне не осталось! А Лагос удрал, пас-скуда! Ладно, ты моим парням место пока определи, а мы с Никитой к басилевсу.
Пока начальство общалось, стражники, повинуясь команде друнгария, отворяли решетчатые створки ворот. Лохаг сотни повел подчиненных вслед за провожатым куда-то вдоль ограды, в сторону караульных помещений. А Константин и Никита Хониат направились по центральной аллее к главному входу.
Караул у входа во дворец несли уже варяги. Суровые, закованные в сталь англы, вооруженные своими жуткими секирами. Константина с Никитой пропустили, впрочем, беспрепятственно. Все же те — вельможи не из последних. Да и стража у покоев императора — не чета двоим немолодым уже людям.
У дверей, ведущих в личные покои императора, их встретил Иоанн Номикопул. Этериарх варанги вопросительно взглянул в лицо Константину. Тот на мгновение прикрыл глаза и едва заметно кивнул
— Пропустить! — аколуф заложил руки за спину и отвернулся, а два стражника, раздвинув стоящие в перекрест секиры, запустили внутрь сначала мистика, что служил у Алексея в этой секретарской должности уже пятый год.
Минута, другая… "Его Величество ждет вас!"
Распахнулись и вновь закрылись створки входных дверей, наглухо отрезая покои басилевса от мира. Его императорское величество стоял у окна и любовался. Любовался чарующей синевой волн и ярко сверкающими на солнце блестками храмовых куполов на другой стороне пролива.
Услышав шаги, Алексей обернулся к вошедшим, милостиво улыбнулся и движением руки пригласил подойти ближе.
— Ну, что наши добрые подданные? Надеюсь, это недоразумение с… как его…, с Каломодием уже разрешилось? И люди спокойно вернулись к своим домам и лавкам?
— Увы, автократор! Люди до сих пор у стен Святой Софии. Там собрался весь город — купцы, ремесленники, лавочники… Они в ужасе от случившегося и молят господа о защите себя, своих домов и семейств…
Говоря все это, Константин не переставал двигаться в сторону императора. На что тот в первые секунды не обратил никакого внимания. Когда эпарху осталось до него каких-то три шага, Алексей недоуменно вздернул брови. И лишь в тот момент, когда Константин подошел на расстояние вытянутой руки, в глазах императора зажглось понимание. Мгновенно повлажневшие глаза и лоб, резко поднявшаяся на вздохе грудь, открывающийся для крика рот…
Крикнуть он не успел. Молниеносно выхватив из-под плаща давешний толедский клинок, эпарх вонзил его Алексею в печень. Через мгновенье вытянул и вонзил еще, и еще раз… Удар снизу в сердце стал последним. На губах императора запузырилась кровь, и он кулем повалился вниз. Константин все так же молча вытер кинжал о портьеру и кивнул Никите: "Идем".
Ни снаружи, ни внизу секироносцев уже не было. Аколуф Иоанн понял все правильно. Понял, и увел варягов, которым делать здесь было более нечего. А вот у эпарха Константинополя дел до вечера было невпроворот…
Корабли Ричарда вошли в бухту Хризокераса на закате. Солнце, клонилось к западу, необычайно ярко отражаясь на поблескивающих от воды бортах, веслах, на доспехах и оружии войска. Ни одна цепь не поднялась из воды навстречу флоту, ни один дротик не покинул ложа крепостных баллист.