— Что будем делать? — спросил Андерсен, обращаясь к Васильеву. — Шторм стихает, надо бы речные суда подтянуть да начать разгрузку, каждый час дорог. Если ветер еще раз поднимется, капитан уведет «Моссовет», рисковать не станет, я давно Рынцина знаю, из поморов, дядька крепкий. Попомните мое слово, без грузов останетесь.
— Прикажи своему радисту вызвать суда из устья Индигирки, — сказал ему Васильев. — Да, пожалуй, ты здесь больше и не нужен, можешь топать на Чукотку в Певек, тоже конец не малый…
— Рано его отпускать, — суховато возразил Кирющенко, — рано, товарищ Васильев. «Шквал» еще может понадобиться.
Светлые глаза Кирющенко, едва заметно щурясь, смотрели строго; обветренные, все в морщинках губы были плотно сомкнуты.
— Позвольте мне распоряжаться, — сказал Васильев. — За разгрузку я отвечаю, подменять начальника пароходства незачем.
— Отдавать распоряжения будешь ты сам, — сказал Кирющенко, уперев в Васильева холодный взгляд. — Рекомендую тебе, как коммунисту, не отпускать рейдовый пароход. Ответственность на мне не меньшая, чем на тебе, забывать этого не надо.
Андерсен, поглядывая то на одного, то на другого, примиряюще сказал:
— До Певека я в любое время дойду, спешить мне некуда, подожду. Сейчас радисту скажу, чтобы вызывал суда из устья…
— Если сам останешься, дело другое, — сказал Васильев, как бы ставя точку.
— Один-то ваш пароход здесь, — сказал Андерсен, — «Индигирка». Так и не ушел в реку, с вечера качается, небось вся команда от волны полегла.
— Как здесь?! — воскликнул Васильев, поднимая на Андерсена блеснувшие гневом глаза. — Зарылись мы в накладных, некогда было пойти взглянуть.
Кирющенко понимающе хмыкнул, сказал:
— Пьянствует опять капитан Линев. Это точно. Взял бы ты его в оборот, товарищ Васильев. Так и пароход недолго угробить.
— Я с ним разберусь, — ответил Васильев таким тоном, точно отвергал вмешательство Кирющенко в свои отношения с капитаном «Индигирки».
Андерсен встал и вразвалочку вышел из каюты.
— Сколько я его знаю, всегда такой, — сказал Васильев, провожая его теплым взглядом. — И спорить не станет, и в беде не оставит. Настоящий моряк!
Голос Васильева отдавал мужественной хрипотцой. Некрасивое лицо, освещенное улыбкой, совершенно преобразилось, стало мягче и теплее.
— Пойду-ка взгляну, где «Индигирка», — сказал Кирющенко, словно возражая в чем-то начальнику пароходства, и тоже вышел.
Васильев крепко откашлялся и потупился, я понял, что он не пойдет смотреть, где «Индигирка».
Мне хотелось понять этого человека, узнать, что происходит между ним и Кирющенко, но сказать об этом прямо было нельзя, и я спросил, трудно ли работать на Индигирке.
— Неосвоенная река, — с охотой заговорил он, — всего пять лет назад, в тридцать пятом, первые пароходы морем перегнали. Ни береговой обстановки, ни пристаней… А душе широко живется… — неожиданно заключил он, и глаза его опять заискрились. — Все своими руками — и погрузочные работы, и строительство домов, и дрова для пароходов… Как на пустынном острове. Летом не пройти, не проехать, никаких дорог, только река. — Он посмотрел на меня и хрипловато рассмеялся. — Вижу, не верите, — сказал он.
— А город Зашиверск? — немного запальчиво сказал я.
На карте в Большой советской энциклопедии стояло это название.