Хищный огонь в глазах псов померк, хвосты дружелюбно завиляли, клыки исчезли.
Вдруг Пасечник зажал нос, выскочил в коридор и захлопнул дверцу.
— Вот и я там чуть не задохся, — извиняющимся тоном сказал я. — Понимаешь, вышел в коридор немного подышать…
— А они почему перегрызлись? — спросил Пасечник.
Кто-то не без ехидства заметил:
— Обиделись, должно…
Мои соседи принялись хохотать, дрожа от холода и пританцовывая на полу. Псы почувствовали, что опасности нет, и в ответ радостно залаяли.
— Забирай постель, иди к нам, — сказал Пасечник, — есть свободный топчан. Вдохни поглубже и врывайся к ним…
Остаток ночи я провел в тепле и покое.
Утром отвел собак в палатку на конбазу, с меня было вполне достаточно одной кошмарной ночи. Договорился с Кирющенко о том что каюром у меня будет Данилов, приготовил к отъезду лыжи, одежду, сходил в магазин, запасся едой.
Сразу после работы еще раз отправился в юрту за протокой. Там был один Федор. Он сидел за столом перед керосиновой лампой с острым языком копоти на стекле. Пустыми глазами смотрел на меня.
— Чего ты влез? — спросил он. — Ну, чего? — сказал он громче и распрямил плечи. — Мало тебе было один раз: из-за тебя все мы перегрызлись…
— Насчет собак… — неуклюже вымолвил я, сразу растеряв заранее приготовленные слова.
— Тебе же выдали собак, так чего ты опять?
— Когда вернусь от геологов, забирайте упряжку, корму достану… — постарался я побыстрее выложить свою идею.
— Чего ты добрый такой? — насмешливо воскликнул Федор. — Чтоб совесть тебя не мучила, так, что ли? Может, за себя испугался? Надо будет, я собак возьму сам, у тебя не спрошусь.
— Неужели так трудно подождать? — спросил я, сдерживая себя.
— Не буду ждать, — сказал Федор. — Привязался!..
— Почему ты хочешь отсюда уехать? — решившись, спросил я.
Федор вдруг крикнул:
— Да уйди ты, слышь, не доводи… — Он хотел ударить меня, но как-то обмяк. — Прогнала меня Наталья… — заговорил он устало и безразлично. — Когда увидишь, скажи, что одна она у меня была на всем свете. Никого больше нету, ни единой души…
— За что она?.. — спросил я. — Может, помиритесь.
Федор тяжко вздохнул и уставился на меня горячечным взглядом.
— Не суйся в те дела! — сказал он с угрозой. — Не твоего ума… Скорый какой нашелся. Уйди отсель, а то я, знаешь, напоследок…
Как я вышел из юрты, как перебрался через протоку, не помню. Прошел в свою палатку, прилег на койку, не раздеваясь, так же, наверное, и заснул бы, если бы не услышал, что кто-то царапается в фанерную дверцу комнатки. Встал, включил электрическую лампочку, открыл дверцу. В коридоре стояла Наталья, в лице — ни кровинки. Вошла, остановилась у двери.
— Куда он едет, что будет делать?.. — негромко сказала она.
— Я был у него, он не хочет оставаться, — сказал я.
— Пойди к нему еще раз… Про меня ничего не говори, только — чтобы из поселка не уходил. Важно это, я с ним должна поговорить… когда успокоится. Пойдешь?
— Да что же это такое?! — воскликнул я. — Что случилось? Он не говорит, ты молчишь…
Она отрицательно покачала головой.
— Не могу, не меня касается. Пойдешь?
— Пойду. Успокойся, ну чего ты… — Я дотронулся до ее локтя.
Она наклонила голову и выскользнула из комнаты.
С утра я отправился к Федору. Дверь юрты оказалась распахнутой, внутри не было ни людей, ни вещей. Опоздал, ушли или уехали!
Я разыскал Гриня в конторке конбазы, спросил, не знает ли, куда они исчезли.
— Уехали ночью с попутной подводой в Абый, — сказал Гринь, сразу поняв, о ком я спрашиваю. — Пришли, попросили, я разрешил.
С досадой ударил я кулаком по столу.
— Эх, Гринь, что вы наделали! — воскликнул я. — Зачем отпустили? С Федором надо было поговорить еще раз…
— Я подумал, что лучше будет. И девушке, извиняюсь, спокойнее…
— Она знает?
— Откуда ей знать? Ночью уезжали, один я встал проводить. Они вам поклон передали. Коноваленко — тот понятно. От Федора, извиняюсь, никак не ждал.
— Как же теперь с ней быть? — проговорил я.
Опустился я на скамью около столика, кулаком сдвинул шапку на затылок, уткнулся лбом в кулак.
— Вы, извиняюсь, не убивайтесь, с радисткой я сам улажу, — сказал Гринь. — Вам ехать надо, мало ли что у геологов может приключиться.
— Она просила меня с Федором поговорить, — сказал я. — Надо было в тот же вечер, а я утра дожидался…
— Ничего бы вы с Федором, извиняюсь, не поделали, — резонно возразил Гринь. — Стал бы он вас слушать? Ни в жисть! И с радисткой не надо вам говорить, и с Машей не надо. Я, извиняюсь, влияние на ее имею, я с ей и поговорю, объясню, чтобы радистке все обсказала. Так-то лучше будет. Кирющенко наказал, чтоб я вас сегодня с утречка пораньше отправил. Данилов собачек налаживает, идите за вещичками и трогайтесь…