Хуан Джун помнил его маленькую черноволосую дочку. Помнил, как она смешно бегала по двору их небольшого дома, как смеялась, как смотрела на него чистым взглядом дивных голубых глаз.
Хуан Джун помнил тот роковой весенний день, когда впервые приехал в эту деревню, не к другу и его семье, а по зову долга. Его отправили разведать северные границы, откуда доходили слухи о готовящемся вторжении. Он предупредил его, не Си Фенга, но Генерала, предупредил о том, что беда скоро будет здесь, и направился по узкому каменному мосту над ущельем дальше в горы. Он шел ночь и день, когда его застигли врасплох. Это был долгий бой и самый трудный в его жизни. Бой, в котором он одержал верх.
Но не смог пережить.
Его лучшая часть погибла тогда, вместе с безымянной деревней, вместе с семьей Си Фенга, вместе с его маленькой дочерью, той голубоглазой озорной девчонкой.
Хуан Джун не боялся смерти. Слишком много на его сердце было шрамов, что делили жизнь на прошлое и настоящее. Что же до будущего?
Его не будет.
Он уже умер однажды.
Умрет и сегодня, если такова воля Императора.
Он стоял, уставившись в одну точку перед собой, когда заговорил незнакомый ему человек. Он не видел прежде этого чиновника, старика, с морщинистым лицом в пятнах, с собранными в тугой пучок жидкими седыми волосами, облаченного в длиннополые одежды цвета спелых слив, расписанные узорами в виде белых журавлей.
– К-казнить! К-казнить его! – говорил он, заикаясь через каждое слово. – Он п-подвел Им-мператора! Он не дов-вел дело д-до конца! Он должен б-был пок-кончить с п-предаталем, и его нер-расторопность привела к-к трагедии!
– Верно! – воскликнул грузный, наверняка не видящий собственных ног из-за живота министр военных дел, подпрыгнув. – Сопровождавший именно его агент-шаньди был недавно найден мертвым в порту возле причалов. Совпадение, скажете? Не думаю! Он – пособник мятежников, ручаюсь!
Что ж, значит, тело все-таки нашли. Прошло много времени, но его все же нашли. Монах сделал свое дело, но недостаточно хорошо.
Последняя надежда на благополучный исход утекла сквозь пальцы.
Теперь все точно решено.
– Вина не доказана! – крикнул главный дипломат Империи в белоснежных одеждах и с красивым лицом. – Наказать за то, что промедлил с казнью предателя Си Фенга, возможно, стоит. Но не казнить же его самого!
– К-казнь искуп-пит его грехи! – сморщенный старик пищал, как подросток. – Н-не забывайте! Это о-он встреч-чался с мятеж-жником Ма-а Тэном. Кто з-знает, о-о чем они т-там договорились?
– Точно! – потряс кулаком толстый министр. – Владыка, позвольте, я лично отведу этого предателя к палачу!
– Это верноподданный Императора, и на встречу он отправился по воле нашего господина, а не по собственной прихоти, – вновь заговорил дипломат. – Как можно винить его за то, что мятежный князь нарушил слово и продолжил войну? Вы не забываетесь, мой друг? Вы проделали удивительный путь от базарного ростовщика до посланника самого магистра Шень Ена. Однако вы находитесь здесь, чтобы представлять своего владыку, а не судить подданных Его Императорского величества.
– Все одно, нет ему веры! – толстяк гневно глянул на подсудимого. – Эй, ты, как там тебя? Почему молчишь? Стыдно за свои злодеяния? Что скажешь в свое оправдание?
Весь зал притих. Можно было расслышать, как нервно почесываются чиновники, как сглатывают слюну министры, как в нетерпении постукивают пальцами по костяшкам военачальники.
Это было не просто заседание, это война. Да, она велась не мечами и топорами, а перьями и словами, но все равно оставалась войной. Здесь были свои собственные генералы и правители. Были и свои жертвы.
Все войны, если речь шла не об освобождении родных краев, одинаковы. В этот раз вокруг не было диких кочевников, что шли грабить твой родной дом. Не было демонов, что хотели погрузить твои земли в бесконечный мрак. В Империи разгоралась иная война. Когда совершенно незнакомые люди убивали друг друга во имя и во славу тех людей, что были отлично знакомы, но друг друга убивать не собирались. И Хуан Джуну предстояло стать очередной жертвой в этой страшной бесконечной игре.
Он стоял, не шелохнувшись, и смотрел в одну точку. Туда, где за тенями и приоткрытыми занавесками на огромном витиеватом троне восседал Император Цао Цао. Он чувствовал его взгляд, тяжелый и утомленный взгляд человека, который может решить его судьбу одним мановением руки.
– Я готов принять любую уготованную моим Императором участь, – громко, но без крика сообщил Хуан Джун.