— Ну вот — ещё одну довёл до слёз своим пением! — возмутился я.
— Да это от радости… — попыталась объяснить Москалёва…
— Всё равно! — не согласился из вредности (или с дальним расчётом) не буду больше петь! Да к тому же обещался спеть две, а уже сколько… Развернулся… В спину ударил твердый командный голос:
— Я, как именинница — товарищ капитан, имею право попросить вас, а если понадобится… — глав врач негромко топнула ногой — то и потребовать — спойте ещё! Неужели вы откажете имениннице?!
— Правда — товарищ капитан! — попросила пришедшая на своё место — я и не заметил когда, Олеся Бортко — любовь капитана — спойте ещё… Ну пожалуйста — товарищ капитан… — жалобно произнесла девушка, глядя на меня влюблёнными глазами.
— Правда товарищ капитан — спойте… просим вас… — попросили, чуть ли не хором слушатели, особенно дамы разных возрастов. Усмехнулся про себя: песен хотите дамочки — будут вам песни! Пальцы привычно легли на клавиши и басы… Зазвучала медленная, хороводная мелодия, под которую девушки далёкого прошлого, одетые в длинные, до пола платья и сарафаны, перебирая медленными шажками, плавно, словно плыли над поверхностью пола, двигались друг за другом, ведя замысловатый хоровод. Для всех, в этот раз, запела — в моём лице, женским голосом, солистка группы «Балаган Лимитед»… Первый куплет — имениннице, как и просила…
Провожал ты меня до тенистого сада. Вдруг взяла тебя нервная дрожь… — запел ей про случай из нашей, такой далёкой, юности…
Ты скажи, ты скажи — чё те надо, чё те надо — может дам, может дам что ты хошь… — глаза Тони затуманились — видимо вспомнила… Повторил припев — она усмехнулась в ответ. Повернулся к Олесе:
Мы гуляли с тобой — я ревела, ох ревела… Подарил ты мне серебряную брошь… За брошь не скажу, но что то подарил и Олеся всплакнула тогда — кто их женщин поймёт, почему — было…
Ты скажи, ты скажи — чё те надо, чё те надо — может дам, может дам чё ты хошь… пропел припев, который с середины подхватила медсестра, а повтор уже пела уверенно, призывно улыбаясь… Повернулся к начальнице госпиталя: вижу — поджала губы…
Не смотри на меня — ой не надо, не надо… И коленки мои — не тревожь… — пропел слегка раздражённо; подмигнул…
Ты мне прямо скажи — чё те надо, чё те надо — может дам; может дам чё ты хошь… — закончил строго. Капитан показала язык — как в детстве, когда я её доводил… Теперь — очередь Олеси…
Проводил ты меня до отцовской калитки — не прошла твоя нервная дрожь… улыбаешься в предвкушении? А теперь девочка — сюрприз…
Вот тогда я поняла — чё те надо, чо те надо. Замолкла музыка и я замолчал на пару секунд, нагнетая, интригуя замерших слушателей.
Но не дам но не дам чё ты хошь… — закончил неожиданно для всех куплет. Чуть не расхохотался, увидев растерянное, огорчённое личико девушки: ну чистый ребёнок, которому дали большую шоколадку, а когда он намерился откусить — отобрали… Чуть на плачет, особенно после второго повторения припева… Повернулся к Москалёвой:
Вот тогда я поняла — чё те надо, чё те надо… Снова пауза — кое у кого появились ухмылки и улыбки, а капитан застыла — что дальше?
Я конечно же дам, что ты хошь. Ой что я хошь! — пропел радостно уже своим голосом. И повторил второй раз припев. Начальник мед службы улыбнулась, довольная концовкой… Ещё не вечер…
Повернулся к Олесе и пропел строго — не улыбаясь:
Вот тогда я поняла — чё те надо, чё те надо. Снова пауза — заинтересованная тишина в комнате и полный надежды взгляд.
И я тоже тебе дам — чё ты хошь! Ой чё я хошь! — запел снова своим обрадованным голосом. Второй припев пропели вместе… Песня закончилась; все загомонили разом, обсуждая необычную песню…
Товарищ капитан! — начала разбитная санитарка — а вот меня вам не надо уговаривать: такому представительному военному я бы и без уговоров дала то, что он захочет! Почувствовал, как за моей спиной завихрились всплохи недовольства: И Грета и Мария, стоявшие за моей спиной, очень негативно восприняли подобное заявление, да и Тоня с Олесей не обрадовались… Опасная ситуация! Пальцы стремительно забегали по клавишам, выдавая искромётную, зажигательную плясовую, от которой — не на словах, а на деле захотелось пуститься в пляс: ноги девушек сами стали стараться выбить каблуками дробь плясовой, (каюсь — помог немножко…) так, что они с трудом удерживали себя от того, чтобы пуститься в пляс! И снова девичий голос, глядя на санитарку — «без комплексов»:
Вот и праздник подоспел. У меня — ну всё ладом… Ой девчата — мой созрел. У меня под каблуком… Санитарка улыбнулась, довольная…
Ой как я его люблю! И клянуся так любить! Но условие одно — если бросит пить! Тут уж вскинулись мужчины, типа — да я лучше холостым останусь, чем приму такое условие! А я кинул кличь женскому полу:
Ну что девчата — по маленькой и будем чуть-чуть пьяненьки. И пусть на нас глазеют мужики… Тут уж оживились местные дамы…
Ну что девчата — по маленькой и будем чуть-чуть пьяненьки и мы на них набросим поводки! Давай! — выкрикнул я и в середину зала, словно вытолкнутая могучим толчком, выскочила та самая — разбитная санитарка! За ней скользнула Олеся; за ней с взвизгами (ну так уж у них принято — у женщин) оторвались от стены остальные девушки и женщины… Застучали задорно об пол каблуки сапог; руки раскидывались в плясовой; девушки наскакивали на друг друга и отскакивали, словно бойцовые петухи; кружились право-влево, подхватив друг друга под локотки! Веселуха! Я наяривал, от души, плясовую. Разгорячённые, разрумяненные лица; выкрики; светлые улыбки… Девушки плясали, радуясь нежданному празднику, как снег на голову, внезапно пришедший сегодня к ним. А я глядел на них и повторял проигрыш за проигрышем: пусть они хоть на несколько минут забудут, что в мире идёт война, а здесь, рядом с ними горечь, боль и смерть! Пусть хоть немного побудут теми — довоенными беззаботными созданиями оттуда — из довоенных, пусть и трудных, но мирных дней! Вижу — подустали с непривычки: пусть немного отдохнут, отдышатся…
На коленки я к нему — прыгну, нежно обниму — Мм-уу! — запел и послал поцелуй чмокнув губами, обращаясь к главврачу. Москалёва улыбнулась, шевельнув в ответ губами…
Всё мне нравится — всё так. Госпитальный наш бардак!
Ой как я его люблю! — закатил глаза, выражая степень любви — и клянуся так любить! Но условие одно — если бросит пить! Дальше последовал припев и снова: Давай девчонки! Тут от стенки и скамеек отлипли и женщины — тоже пустились в пляс! Пляшите, «оттягивайтесь» спасительницы! Это специально для вас. Всех!
Закончил проигрыш; оборвав финальным аккордом песню. Встал; снял баян. Скосил взгляд за плечо: ко мне подошёл, с картонной коробкой в руках, боец. Раскрыл; достал из коробки бутылку шампанского; подмигнул; ухмыльнулся широко и жизнерадостно:
— Ну что девчата — по маленькой и будем чуть-чуть пьяненьки? И пусть на вас глазеют мужики! Открыл, правда без пробки в потолок, но с шипением бутылку и, подойдя к главврачу, как к старшей, сунул в руку — чтобы не отказалась, хрустальный бокал и шоколадную конфету, достав их из той же коробки; налил полный бокал — грамм 150 и пошёл дальше — по кругу… Доставал; наливал… Закончилась одна бутылка — открыл вторую… Наконец вех обнёс; налил. Достал ещё бокал, налил:
— Это певице! — пояснил женским голосом, сняв некоторое напряжение: всё же алкоголь; да ещё на рабочем месте; да ещё в присутствии начальства; да ещё и в присутствии стольких мужчин!
— За вас — милые девушки и женщины! За ваши добрые сердца и ласковые руки! За вас — красавицы! Ну — за такой тост нельзя не выпить! Выпили… Боец обошёл дам; те с осторожностью положили в коробку хрустальные фужеры. Глазки заблестели…
— Эх… — с притворной скорбью вздохнул кто то из раненых — нас бы кто так поздравил? Можно и без такого длинного и красивого тоста… Кто бы поздравил — говоришь? Это можно; это мы могём!
— Подъём! Боевая тревога! — рявкнул властно, с «капелькой» воздействия! Раненые задёргались; повскакивали с мест; заозирались в поисках оружия под рукой! Даже неходячие задёргались… А я, быстро накинув ремни на плечи, вдарил бодрую мелодию с ухмылкой на губах! С неслышным ворчанием и поминанием меня всеми доступными словами — губы шевелились у каждого второго — раненые рассаживались по своим местам. Выбрал «жертву» — тощего, худого, похожего на тощих, синих цыплят конца Советского Союза, уныло лежавших на прилавках магазинов: как его, такого, вообще в армию призвали — запел жалостливо юношеским, дрожащим голосом: