— Запомни всё, что я тебе сказал. ВСЁ запомни. И ещё: я слов на ветер не бросаю: будет тебе знамение свыше. Скоро… Поймёшь — хорошо… А не поймёшь — к страшной смерти не приготовишься. И вот ещё что — приедь ко мне — я многое тебе объясню. И не тяни!
Уже у самого броневика подбежала запыхавшаяся Олеся:
— Товарищ майор! Вы к нам ещё приедете? — дрожащим, от явной надежды, голосом спросила она. Не стал её обнадёживать:
— Не знаю Олеся… Война — сама видишь! — развёл руками, сожалея.
— Да будь она проклята — разлучница! — в сердцах выкрикнула Олеся. Краем глаза заметил внимательные взгляды моих медичек…
Вернулись в Трубачёвск за полночь. При въезде в расположение подбежал начальник караула с докладом:
— Товарищ командир! У нас в каптёрке сидит посыльный от командарма 3й армии с пакетом. Уже в который раз приезжает! А в последний раз попросил остаться, вас дождаться! Жалко — промёрзнет на холоде… А мы его разоружили; наручники на руки надели, да часового приставили… Да он и не против: всё не на холоде сидеть…
— Ну раз часового приставили — тогда ладно… — кивнул устало. Подошёл к грузовику с ранеными; хлопнул по брезенту.
— Что товарищ командир? — высунулась Грета…
— Пусть ранеными займутся другие. Ты умойся и спать. Подъем — в 3.30. Выезжаем в 4.00 Это приказ! Высунулась Романова:
— Я тоже с вами товарищ командир! — бросила она непререкаемо.
— Да куда же мы без тебя то?! — нашёл в себе силы пошутить…
— Смейтесь, смейтесь товарищ командир… — процедила Мария…
Прочитал в штабном салоне записку командарма:
По имеющимся у меня сведениям вы намерены провести какую то операцию… Разрешите поприсутствовать и поучиться вашему стилю ведения боевых действий, если это не нарушает ваши планы. Знания такого рода никогда не бывают лишними…
Ну что ж: раз к нам с уважением — то и мы не «лыком шиты»… Написал здесь же, на листе: Будьте у КПП в 3.50. Выезд в 4.00…
Отправил бойца с ответом; сполоснул лицо в умывальнике и раздевшись до трусов и майки: в салоне тепло — работает печка от генератора, рухнул без сил на походный диван-кровать. И уснул в ласковых объятиях Морфея… В 3.30 меня грубо вырвал из сладкого сна — уж не помню с кем в главной роли, неугомонный Рощин. Быстро умылся, побрился и в госпиталь: как там привезённые раненые — не нужна ли помощь? Помощь оказалась не нужна, разве что танкисту, замотанному в бинты, как египетская мумия, немного помог с заживлением кожи на обгорелых участках — подтолкнул Чёрной силой более быстрое восстановление. Для начала сойдёт…
В 3.50 был у ворот КПП. За ними уже дисциплинировано — в стороне, стоял наш бронеавтомобиль БА-20 и крытый ЗиС-5: с охраной, видимо. Командарм вылез и броневика; подошёл — не чинясь; первым протянул руку… Поздоровались, расселись по машинам и покатили к мосту: впереди мой Бюссинг; за ним — транспортный Ганомаг с отделением моих бойцов; санитарный автобус; командарм с охраной; отделение моей роты в Ганомаге и 37мм самоходная зенитная установка — СЗУ прикрывала тыл колонны… Добрались, как и рассчитывал — за два часа, не смотря на темноту: дорога наезжена — никуда не свернёшь и не заблудишься…В 6.00 мы на НП — наблюдательном пункте комбата, прикрывающего мост с правой стороны реки Судость. Минут пять поговорили ни о чём с командармом: и он боялся спросить не то, что ему не положено знать и я не был расположен к разговору. А потом мы с комбатом только посматривали на часы. Наконец я сказал — Пора…
В то же время раздался зуммер рации. Радист крикнул — На подходе. С нашей стороны в сторону немецких позиций полетели по высокой дуге осветительные ракеты… Повиснув в воздухе на парашютах, они бледным светом высветили немецкие окопы и верхушки деревьев у кромки леса… Из глубины нашей обороны в сереющем рассветном небе скользнули размытые сумерками огромные тени и передовая немцев расцвела бело жёлтыми вспышками разрывов и султанами взлетающей в воздух земли; обломков брёвен… Из леса по немецким окопам ударили, под шумок, пушки Бюссингов; СЗУ Ганомагов и танков. К ним добавился сухой стрёкот пулемётов MG-34. Султаны взрывов, словно по цепочке, потянулись вглубь немецкой обороны…
— Пикировщики работают… — бросил, не оборачиваясь к командарму.
Скоротечный налёт закончился быстро. И наши «стрелки», по заранее отмеченным мною целям, замолкли тоже. Но не надолго… По ушам ударил, леденящий кровь, вой сирены, наводящий ужас на пехоту — с небес, сваливаясь на крыло, неслись к земле штурмовики Ю-87… Бомбы, уже солидные — похоже «сотки» — в 100 килограмм; точно находили свои цели! Как и с пикировщиками, разрывы бомб прокатились вглубь — с обеих сторон железнодорожного полотна, уничтожая живую силу противника и бронетехнику… К «веселью» подключились 150мм пушки стреляющие из-за леса, но удивительно точно: артиллерийские наводчики работали на пять с плюсом! Ракеты уже не взлетали: и рассвело чуток и огни пожарищ достаточно подсвечивали цели… Вот в глубине леса взмыл к небу огненный протуберанец, закручиваясь бело жёлтым клубком…
— Похоже склад с горючим рванул — заметил буднично комбат…
Новое затишье, только разрывы снарядов 150 мм пушек, да треск пожарищ нарушают тишину. Вижу — командарм жадно шарит взглядом по берегу и мосту… Обернулся ко мне. Я ткнул пальцем в небо… Почти неслышный гул моторов, нарушил тишину. И с неба полетели посыпались бомбы, словно снежинки зимой: друг за другом… Теперь султаны разрывов взметались выше верхушек деревьев! Новый смертоносный вал прокатился по расположению немецкой дивизии! Рвались уже весьма солидные «небесные гостинцы» — авиабомбы в 200 килограмм! Передовую и расположение немцев затянуло сизым дымом разрывов и чёрным дымом пожарищ. А пушки танков, Ганомагов и гаубиц продолжали посылать снаряд за снарядом…
Из клубов дыма, словно корабль-призрак «Летучий голландец» из морской пучины — неслышно вынырнул… паровоз, тянущий за собой длинный состав с вагонами! У командарма челюсть точно просела вниз на несколько сантиметров! А паровоз уже заскочил в металлическую арку моста и стал утаскивать туда за собой длинную цепочку вагонов: крытых и платформ… Над стенками платформ, словно игривые светлячки, вспыхивали и гасли вспышки скупых пулемётных очередей. По кому они стреляли и куда попадали — видно не было, но я приказал комбату Кравченко довести до бойцов: «кашу маслом не испортишь» — патронов не жалеть. Стрелять во всё подозрительное! Пусть будет меньше патронов — чем больше убитых и раненых! Состав прошёл на нашу сторону благополучно…
Командарм не выдержал; обернулся ко мне; спросил нетерпеливо:
— А когда атака? Мы переглянулись с комбатом и облегчённо рассмеялись… Командарм нахмурился — не над ним ли смеются? Я махнул рукой и сдерживая смех — это нервное, пояснил:
— А атака уже была… Батальон, в тылу у немцев, напал на два дивизиона немецких орудий. Обслугу уничтожил; орудия погрузил на платформы; снаряды в вагоны… И благополучно всё это вывез… Два дивизиона: 24 орудия со снарядами — очень удачная операция…
— Впрочем — как всегда, товарищ командир! — добавил комбат… Командарм только удивлённо покачал в ответ головой…
Вернулись назад — в Трубачёвск: мы к себе, а командарм к себе… На КПП к моему Бюссингу подбежал начальник охраны:
— Товарищ командир! Вам срочная радиограмма из Ставки Верховного Главнокомандующего! Передана нарочным из штаба 3й армии! — доложил он взволнованно. Чего там опять? Взял пакет; разорвал неспешно; достал лист бумаги. Прочитал строчки радиограммы и сердце на миг остановилось:
Командиру подразделения Спецназа СССР майору Марченко. Приказываем! Срочно прибыть в Москву, в ставку Верховного главнокомандующего! Самолёт за вами в Брянск выслан! Командование сдать предъявившему полномочия представителю ставки, прибывшему с самолётом!
Нарком обороны маршал Тимошенко.
Начальник Генерального штаба Шапошников.
Ну вот и всё… Вот он — Момент Истины! Вы сажали огород — а мы будем собирать урожай. Думаете — вы меня так просто взяли, уроды?!
А ВОТ ХРЕН ВАМ ПО ВСЕЙ МОРДЕ!!!
