— Держите крепче! — я буквально ору на них, утратив последние крупицы самообладания.
К счастью, растерявшийся было Торп быстро ориентируется и снова переворачивает Бьянку на левый бок — её покалеченная правая рука, которая фактически держится на одном только суставе, повисает словно плеть. Не уверена, что смогу забыть это жуткое аномальное зрелище в ближайшее время. К моим ночным кошмарам о Пагсли непременно добавится ещё один.
Oh merda, никогда прежде не считала себя склонной к излишней впечатлительности — но, похоже, я просто слишком мало видела в этой грёбаной жизни.
Радует одно — осталось совсем немного.
Стараясь игнорировать предательскую дрожь в руках, быстро разрезаю белые волокна сухожилий на плечевом суставе. А потом мёртвой хваткой стискиваю запястье Барклай и резко тяну на себя. Понятия не имею, насколько это правильно, но костного крючка среди нашего хирургического инструментария не имеется, а потому лучше действовать как можно быстрее, пока она снова не пришла в себя.
Раздаётся неприятный щелчок — и головка плечевой кости выскальзывает из суставной впадины, натянув остатки сухожилий. Сдавленная зажимом и перетянутая лигатурой артерия всё равно кровит слишком сильно, из-за чего алая жидкость выплёскивается из перерезанного сосуда короткими быстрыми толчками в такт сердцебиению.
Надо прижечь.
Немедленно.
— Топор в огонь, — бросаю я сквозь зубы оторопевшему миротворцу. — И потом сразу дай сюда.
Бледный как смерть Тайлер поспешно подскакивает на ноги и подхватывает с земли небольшой топорик с металлической рукоятью — торопливо суёт его в рыжее пламя горящего костра, после чего протягивает мне.
Оттолкнув в сторону отсечённую конечность, я забираю топор у Галпина, а затем одним резким движением прижимаю раскалённое полотно к раневой поверхности. Держу от силы пару секунд, но этого оказывается достаточно, чтобы вокруг буквально запахло жареным. Чем-то отвратительно тошнотворным, вроде топлёного жира — и я мгновенно чувствую, как скудная похлёбка из остатков куриных костей поднимается вверх по пищеводу.
Это ещё что за чертовщина?
Я всегда спокойно переносила даже стойкий запах разложения, исходящий от трупов в городском морге и от проклятых тварей.
И тут вдруг такая внезапно сильная реакция.
Но противный рвотный позыв приходится подавить — потому что Бьянка приходит в сознание во второй раз. Истошно кричит, срывая голос до хрипоты, заливается слезами и явно абсолютно не осознаёт происходящее… Oh merda. Ксавье и Тайлер наваливаются на неё всем весом, не позволяя пошевелиться, пока я дрожащими руками вставляю нить в изогнутую хирургическую иглу.
Вокруг так много крови, что я практически не могу различить других цветов, кроме насыщенно-алого. Кажется, я вся с головы до ног перепачкана в этой горячей жидкости с острым металлическим запахом.
В голове предательски шумит — и я едва могу сфокусировать взгляд на лице Барклай, искажённом жуткой мукой. Но расклеиваться прямо сейчас я попросту не имею права.
Поистине титаническим усилием воли мне удаётся подавить внезапный приступ необъяснимой дурноты и перейти к финальной стадии операции — нужно зашить культю.
Пока я торопливо орудую иголкой, стягивая тугими нитями мышцы и кожные покровы, Бьянка опять отключается. И больше не приходит в сознание до самого конца.
(ещё одно примечание автора: с операцией покончено, можете спокойно читать дальше)
Когда всё наконец заканчивается, я чувствую себя так, будто по мне проехался тяжёлый дорожный каток. Голова адски кружится, конечности словно стали ватными и отказываются подчиняться — должно быть, всему виной дикий стресс от произошедшего. На протяжении всей операции мне удавалось худо-бедно сохранять самообладание — но теперь тщательно сдерживаемое волнение прорывается наружу подобно бурной реке, которая разом снесла прочную плотину.
Торп и Галпин относят Барклай в Кадиллак, предварительно разложив там задние сиденья, а я всё продолжаю сидеть на краю залитого кровью полиэтилена, обнимая себя руками и положив подбородок на острые коленки.
Двигаться не хочется.
Хочется… домой.
И хотя суровое рациональное мышление услужливо напоминает, что никакого дома у меня давно нет, иррациональная мысль никак не отпускает. Крутится во взвинченном сознании на бесконечном повторе, как заевшая пластинка.
Мне просто до отчаяния хочется иметь своё место в этом агонизирующем мире — впервые за долгие годы я действительно мечтаю оказаться в безопасном пространстве, чтобы с головой укрыться одеялом с тонким ароматом кондиционера и отгородиться от всего окружающего дерьма.
Кажется, только теперь я по-настоящему захотела, чтобы в грёбаном Сент-Джонсе было хоть что-то, напоминающее город выживших.
Бесконечное скитание по мёртвой выжженной земле стало слишком невыносимым, чтобы продолжать это до конца жизни.
— Уэнс… — сквозь водоворот тягостных мыслей я смутно чувствую знакомое тепло чужих ладоней. — Слышишь меня?
Вяло поворачиваю голову к источнику звука — и упираюсь затуманенным взглядом в обеспокоенное лицо хренова героя.
И когда он успел сесть рядом?
Торп сокрушенно вздыхает, после чего решительно притягивает меня к себе и заключает в невыносимо бережные объятия. Не имея никаких сил возразить, я молча зажмуриваюсь и утыкаюсь носом ему в шею — рациональное мышление приходит в ужас от подобного проявления слабости, но прямо сейчас мне тотально наплевать на любые доводы разума. Когда он рядом, я по совершенно необъяснимым причинам чувствую себя… чуточку лучше.
— Ты молодец, Уэнс, — сбивчиво шепчет он куда-то мне в макушку, ласково поглаживая по спине. Кажется, меня ощутимо потряхивает. То ли от холода, то ли от стресса. — Если бы не ты… Никто бы из нас так не смог. Даже не знаю, что бы с нами было, если бы мы тогда тебя не встретили. Что было бы со мной…
Последняя фраза звучит двусмысленно.
Я резко вскидываю голову и немного отстраняюсь, встречаясь взглядом с тёмно-зелёными омутами.
Доморощенный лидер выглядит чертовски усталым — под глазами залегли огромные чернильные круги, и без того впалые щёки совсем ввалились, отчего скулы заострились ещё сильнее. Но одновременно со всем этим от него исходит какая-то несгибаемая внутренняя сила, и я машинально думаю, что именно за такими людьми в своё время толпами шли на войну.
И меня вдруг накрывает. Захлёстывает с головой квинтэссенцией непонятных чувств, смешанных воедино без возможности вычленить что-то конкретное.
Донельзя расшатанное душевное равновесие неизбежно даёт сбой — и мне хочется сказать ему так много громких фраз, которые я презирала всю сознательную жизнь.
Я тоже рада, что встретила тебя.
Я тоже не знаю, что было бы со мной, если бы той внезапной встречи не случилось.
Я…?
— Эй, ребята… — тоненький голосок блондинки заставляет нас резко отпрянуть друг от друга.
Синклер с жалобно хныкающим сыном на руках робко улыбается и тактично опускает взгляд на собственные пыльные кеды. Покопавшись в кармане нелепой куртки кислотно-розового цвета, она извлекает наружу белую упаковку с каким-то лекарственным препаратом.
— Я нашла у себя в запасах Цефтриаксон. Вроде бы это антибиотик… — сообщает она, не поднимая глаз и бережно укачивая маленького Эдмунда. Вокруг неё крутится Вещь, заискивающе виляя хвостом. — Может быть, пригодится для Би… В детстве у меня развился перитонит из-за аппендицита, и это помогло.