Комната была уютной и нравилась Шахову. Стены, обшитые панелями из светлой сосны, матово поблескивали и, казалось, еще хранили приятный смолистый запах. Окно, полускрытое шторами, выходило в парк, где ветви елей гнулись под тяжестью снежных хлопьев. Большой письменный стол у окна, с компьютером, селекторной связью и телефонами, был выдержан в лучших традициях финского дизайна, хотя изготовили его в Новосибирске, на Первой мебельной. Шахов миновал его и направился к дивану и креслам в дальнем углу, где проводил обычно совещания. Там его поджидали трое: Сидней Браун, куратор от заокеанских партнеров, психолог Елена Гурзо, моложавая изящная блондинка лет за сорок, и старый Виролайнен, научный руководитель Проекта. Рядом с Гурзо и Брауном он выглядел как дряхлый пень между березкой и кленом, но это являлось лишь иллюзией: в свои семьдесят пять Виролайнен был на редкость энергичен и задирист. Он относился к плеяде советских «секретных академиков», творцов ракет, реакторов и бомб, жал руку Хрущеву, целовался с Брежневым и получил от каждого по ордену. Впрочем, почет и слава его не волновали; он был апологетом чистого знания и убежденным технократом.
Шахов сел в кресло, дождался, когда Верочка принесет напитки, отхлебнул крепкого чаю и произнес:
— Прошу вас, Елена Павловна. Если я правильно понял, вы собирались объяснить причину наших неудач. Дело, кажется, не в технике?
Виролайнен фыркнул, и Гурзо поспешно сказала:
— Не могу судить об этом, техника не моя сфера. Я отвечаю за психологическую подготовку испытателей и анализ их состояния Там и Здесь. — Она раскрыла лежавшую на коленях папку и начала перебирать бумаги и компьютерные распечатки. — За последние шесть лет… собственно, с момента гибели Чернова… да, шесть лет и два месяца… Так вот, за этот срок погружались двадцать шесть ходоков… простите, испытателей, наших и американцев, дважды с летальным исходом. Всего шестьдесят четыре погружения, и все они запротоколированы здесь. — Ее ладонь коснулась папки. — Подробные беседы с испытателями, каждый опрашивался не менее трех раз. Это статистически значимые материалы, позволяющие сделать определенный вывод. Вычленить нечто общее в их состоянии, оценить его и…
Виролайнен снова фыркнул, бесцеремонно прервав психолога:
— У вас отличный кофе, генерал. Еще чашечку, пожалуйста… Только поменьше кофе и побольше коньяка… — Он бросил взгляд на Гурзо из-под кустистых бровей. — Что же до статистически значимых материалов Елены Павловны, то смею заметить: мне не понадобилось шести лет, чтобы вычленить, оценить и сделать выводы. Техника тут в самом деле ни при чем, ни техника, ни феномен ДС. Шок, коллеги, шок! Жестокий шок, вот что они испытывают!
Браун закивал головой. Знание русского у него было вполне приличное: все понимал, но изъяснялся с некоторым трудом.
— Да, шок, стресс! Наши бойз говорить мне, сэр… все они чувствовать… как это?.. Ужас. Хотя все вери стронг… очень крепкий парень, так?
— Так, — подтвердила Гурзо. — Ужас — непроизвольная подсознательная реакция, а она порождает первый позыв: бежать! Скрыться, спрятаться, вернуться… И наши крепкие парни соскальзывают. Или, как это называется у физиков…
— Выныривают, — буркнул Виролайнен и резко отставил чашку. С минуту он размышлял, шевеля густыми бровями, и все почтительно молчали, словно хотели подчеркнуть ценность мыслей академика. Наконец он вымолвил, как бы про себя: — Любопытный вывод, хотя и спорный! Конечно, психические импульсы играют немалую роль… может быть, основную… Мы ведь все-таки занимаемся не термодинамикой, не квантовой теорией и остальным примитивом, а психофизикой, нейронной матрицей мозга и ДС-переходом, согласно принятой терминологии. В этом случае связь между прибором и объектом эксперимента гораздо сложнее, чем принято считать… как-никак наши объекты-ходоки — живые люди, и их эмоции могут влиять на процесс… — Академик повернулся к Гурзо: — Об этом вы и хотели нам сообщить, любезная Елена Павловна?
Психолог молча кивнула и захлопнула папку. Шахов, чувствуя, как на лбу выступает испарина, сказал:
— Мы тщательно отбираем испытателей. Как правило, это офицеры, прошедшие спецподготовку… десант, морская пехота, альпийские войска… идеальное здоровье, сила, выносливость, а в смысле психики они…
Гурзо замотала головой, взметнув белокурые кудряшки.
— Не в этом дело, Сергей Борисович. Согласна, они отважные парни, крепкие и психически устойчивые, и каждый знает, на что идет. Более того, им известно, что вероятность гибели сравнительно невелика — десять процентов, а это меньше, чем на поле боя. Но я говорю о другом, об инстинктивной реакции, которая неподвластна человеку. Разве храбрец не боится, не испытывает ужаса? Конечно, испытывает — ведь шок, стресс, страх — это, в конце концов, биохимия, и сделать с этим ничего нельзя, разве только накачать наркотиками… Просто храбрый человек способен совладать со страхом, держать эмоции в узде. Но в нашем случае это не выход.