Отрок скрылся, а Ратиша помог надеть Гостомыслу простые холщовые штаны и рубаху Одевшись, Гостомысл сказал, что Стоум может зайти в комнату.
Ратиша открыл дверь и увидел в коридоре Стоума с обиженным лицом: наряд парадный, в руках свитки с записями.
— Боярин, князь просит зайти, — сказал Ратиша и посторонился, освобождая ему дорогу.
Стоум вздохнул и вошел в комнату. За порогом остановился, поклонился и поприветствовал:
— Здрав будь, князь.
Ратиша отметил, что по лицу хитрого боярина уже не было видно, что он обиделся новым порядком. Лицо выражало только озабоченность.
— И ты будь здрав, мой любимый наставник, — сказал Гостомысл и поинтересовался: — А чего твое чело так нахмурено? Или случилось что?
— Пока все, как обычно, — сказал Стоум.
Стоум действительно обиделся, что Гостомысл не принял его сразу Было ли это попыткой ограничить ему доступ к князю — неизвестно.
Стоум считал себя первым лицом в административной структуре княжеской власти, которому требовался свободный контакт с князем, поэтому отдалить его князю от себя было сложно. Да и не было, по мнению Стоума, других людей в окружении князя, способных его заменить.
Но, как говорит пословица, — поступок порождает привычку.
Однако выяснять отношения с князем Стоум сейчас не стал, слишком важный предстоял разговор.
— Но что же ты так озабочен?
— Городские старшины пришли, — сказал Стоум и положил свитки на стол.
— Городские старшины? Зачем же они пришли? — спросил Гостомысл, подошел к столу и сел на лавку.
Стоум злорадно усмехнулся в уме — «раз не ценишь стариков, то поломай-ка ты, молодец, теперь голову сам!» — с простодушным видом проговорил:
— Да кто их знает? Точно не говорят. Все мутят и мутят.
Только просят, чтобы ты их принял для важного разговора, — сказал Стоум.
— Так и не говорят? — с легкой насмешкой проговорил Гостомысл.
— Не говорят, — сокрушенно кивнул головой Стоум. Он взял первый свиток, и стал его разворачивать для чтения. Однако прежде чем прочитать его, все же сказал: — Судя по их словам, они хотят говорить об управлении городом.
— А чего говорить об управлении городом? Князь глава племени, а значит, высшая власть над ними, — сказал Гостомысл.
— Не знаю, что их не устраивает. Ну так если встретишься с ними, князь, то сами скажут, — проговорил Стоум.
«Обиделся старик», — догадался Гостомысл, поморщился и вздохнул.
Не было для него никакой загадки в желании старшин поговорить с ним об управлении городом. Он ожидал этого разговора с момента освобождения города.
Разговор нужный и для него, но, скорее всего, он будет крайне неприятный: старшины во всех городах тянули власть на себя и старались князя держать подальше от своих дел.
Но с таким князем, каким был Буревой, они не больно баловали. Князь Буревой был не просто военным вождем, а главой всех словен. Он держал власть жестко — за каждую потраченную деньгу старшины отчитывались перед князем.
А когда он уходил в поход, он оставлял за себя посадника.
Жесткий контроль, естественно, вызывал недовольство старшин.
Гостомысл подумал, что, возможно, желание городских старшин избавиться от княжеского контроля и стало причиной их нежелания защищать город от разбойников.
Медвежья лапа совершил ошибку, подняв восстание горожан до подхода княжеской дружины, и теперь это дает знать — многие горожане, по крайней мере часть старшин, считают, что они сами изгнали захватчиков. Таким образом, Гостомысл в их глазах уже не был освободителем, а потому не мог считаться таким же вождем, как его отец.
Теперь, используя оплошность Медвежьей лапы, старшины почувствовали возможность осуществить свою давнюю мечту и ограничить власть князя.
Будь у Гостомысла дружина посильнее, они бы не отважились на это. Но дружина была слаба.
«Что же, — подумал Гостомысл, — победа добывается не одной только силой».
— Старшины пусть ждут меня в горнице. Я буду с ними говорить. А пока — читай, боярин, — сказал Гостомысл.
Стоум покосился на него и удивился спокойствию: «Неужели Гостомысл так и не понял, какой подвох ждет его?»
Хотел пояснить Гостомыслу опасность ситуации, но передумал, — если молодой человек сам не понимает необходимости слушать советы старших, то пусть наступает на грабли. А когда надоест получать шишки, начнет думать.
Стоум спрятал глаза под мохнатыми бровями и начал читать монотонным голосом.