– Ольмер, тебе не совладать с этим южанином! Побереги свои ребра и свой копчик!
Это был голубоглазый хайрит – тот самый, что сидел за столом с айденскими капитанами. Очевидно, один из предводителей северного воинства, – решил Одинцов, разглядывая спокойное красивое лицо. Оно показалось ему странно знакомым, словно в глубине подсознания Рахи сохранился смутный отпечаток этого облика. Густые темные брови, твердые очертания подбородка и губ, прямой нос, широковатые скулы… Впрочем, Одинцов знал, что все сильные люди слегка походят друг на друга. А этот человек был силен, очень силен!
Ольмер встал, сплюнул кровь с разбитой губы. Выглядел он совершенно спокойным, только в серых зрачках мерцали холодные яростные огоньки. Одинцову был знаком такой взгляд – взгляд бойца, знающего себе цену и не смирившегося с поражением.
Голубоглазый предводитель вытянул руку, коснувшись груди Ольмера.
– Ты хочешь взять выкуп за кровь? По нашему закону?
– Да, Ильтар! И завтра же! В круге!
Тот, кого назвали Ильтаром, посмотрел на Одинцова, и в его взгляде мелькнуло странное сожаление. Потом он перевел глаза на Ольмера.
– Он будет беспомощным против челя… ты же знаешь…
Чель! Короткое слово, незнакомое, звонкое, словно удар молота по наковальне. Одинцов порылся в памяти, но она не подсказывала ничего.
Ольмер вытер рот и протянул вождю окровавленную ладонь.
– Клянусь Семью Ветрами и Гримом, первым из них! Я бы не сказал, что этот крысеныш такой беспомощный.
Потом он повернулся к Одинцову и осмотрел его с головы до ног – медленно, с каким-то профессиональным интересом, словно оценивал стати лошади или раба. Лицо его было сосредоточенным; кровь, сочившаяся из разбитой губы, тонкой струйкой сбегала по подбородку. Внезапно хайрит вытянул руку в странном жесте – большой палец отставлен в сторону, остальные сжаты в кулак.
– Я, Ольмер из Дома Осс, предводитель сотни, вызываю тебя, южанин. Завтра мы сойдемся с оружием в круге поединков и будем биться насмерть!
Он глядел на Одинцова, словно ожидая ответа, и тот повторил жест вызова.
– Я, Аррах бар Ригон, октарх Береговой Охраны, готов скрестить с тобой оружие, Ольмер из Дома Осс!
Ильтар, вождь хайритов, отступил на шаг, и с губ его слетел возглас изумления.
– Аррах? Сын старого Асруда? – Голос вождя стал напряженным, лицо чуть побледнело.
– Сын покойного Асруда, – уточнил Одинцов. Он был удивлен, если не больше. Неужели слава рода бар Ригонов достигла этих дальних берегов?
Впрочем, нашел же Асруд как-то и где-то свою жену-северянку… Связи могли сохраниться…
– Да, я знаю, – кивнул Ильтар и повернул голову к Ольмеру; лицо его вдруг окаменело, на лбу выступила испарина. Несколько секунд он изучал лицо противника Одинцова, и рослый хайрит словно съежился под этим пронзительным взглядом. Наконец вождь сказал: – Слушай, Ольмер из Дома Осс! Ты, нагрузившись пивом, стал задирать чужеземца с юга… вынудил его защищаться, а потом вызвал на поединок, зная о своем преимуществе. Мало чести в таком деле!
– Ты хочешь, чтобы я отказался? Шкура дохлого тарха! Отказаться от драки! После того, как этот южанин извалял меня в пыли, как щенка, на глазах у всех! – На шее Ольмера натянулись жилы, щеки покраснели. – Не могу, вождь! Не могу и не хочу!
Яростно махнув рукой, он повернулся и почти побежал к палаточному лагерю. Компания метателей ножей последовала за ним; кое-кто с опасливым уважением оглядывался на Одинцова.
– Да, Аррах бар Ригон, с этим Ольмером ты слегка погорячился. – Вождь, сделав Одинцову знак следовать за собой, пошел к столу. Там уже никого не было; бородатые соплеменники Ильтара, с помощью десятка воинов, влекли бесчувственные тела капитанов к причалам. – В сущности, неплохой парень этот Ольмер, – продолжал Ильтар, подвинув Одинцову табурет и наливая вина в бронзовый кубок. – Однако не в меру задирист. И тебе от этого не легче – боец он превосходный… Ну, ладно, – вождь поднял кубок, – что сделано, то сделано, и Семь Ветров того не изменят! Выпьем за встречу, Эльс!
Одинцов вздрогнул и опустил свою чашу на стол, расплескав вино. Этому человеку было известно его хайритское имя! И вообще, он знал на удивление много – столько, сколько может знать друг или смертельный враг. В голове у Одинцова всплыли слова лекаря: «Верь тому, кто назовет тебя Эльсом!» – или что-то в этом роде. Арток бар Занкор, несомненно, умный человек, но Одинцов доверял только себе – особенно в этой чужой реальности.
Он пристально посмотрел в глаза Ильтара, голубые и безмятежные, как небо над хайритской степью.
– Хмм… Значит, ты слышал имя, которым я назвался?
– Почему – назвался? Это и есть твое имя. Аррах Эльс бар Ригон.
– Ты веришь каждому встречному, выдающему себя за потомка бар Ригонов? Тебе не нужны доказательства? Легковерные же вожди у хайритов!
Ильтар вздохнул, покопался в сумке на поясе и протянул Одинцову круглое металлическое зеркальце.
– Вот… Взгляни на себя и на меня… Каких еще требовать доказательств… брат?
Проклиная свою невнимательность, Одинцов кивнул. Да, сходство было несомненным, таким несомненным, что ему полагалось бы это заметить – даже в том случае, если одна из этих физиономий принадлежит ему самому.
Проглотив досаду, он кивнул и поднял кубок:
– За твое здоровье, брат мой Ильтар! – и осушил его в пять глотков.
– Вот и последнее доказательство, – улыбнулся хайрит. – Мать моя перед смертью говорила: «Есть у тебя, Ильтар, непутевый братец в Айдене, сын моей младшей сестры, похищенной длинноусыми. Молод он, но пьет как шестиног после двухдневной скачки. Найди же его и наставь на путь истинный!» И я наставлю! Я, Ильтар Тяжелая Рука из Дома Карот, военный вождь и предводитель хайритской тысячи, клянусь в том! – Он поднял свою чашу и опорожнил ее с такой же лихостью, как и новообретенный родич.
Этот Ильтар внушал ему симпатию. Одинцов улыбнулся. У него не было ни братьев, ни сестер, кроме совсем уж далеких, троюродных да четвероюродных, которым он был, по сути дела, безразличен. Были отец и мать, давно покойные, были друзья и враги, были две супруги и другие женщины… Но впервые за пятнадцать последних лет, с тех пор как он потерял родителей, Георгий Одинцов услышал голос крови. Разумом он понимал, что Ильтар не родич ему, но душа Рахи – вернее, то, что еще оставалось от этой души, почти полностью изгнанной в мрак небытия, – бессознательно и доверчиво тянулась к голубоглазому хайриту. Забавно!
Перенестись в неведомый мир, чтобы обрести в нем брата!
Ильтар продолжал что-то толковать ему. Одинцов потянулся за кувшином, наполнил кубок и прислушался.
– Ваши имперцы опять затевают поход на Юг… Наняли нас, боятся тяжелой пехоты Ксама. Что ж, мы пойдем… Битвы, добыча, женщины, новые места… Интересно! Я поведу хайритскую тысячу, десять сотен тархов, и ты бы мог взять один отряд. Конечно, если останешься в живых после завтрашней схватки и воины почтят тебя доверием… Кстати, Ольмер – сотник. Отличный боец, но плохо ладит с людьми.
Одинцов понял намек.
– Я с ним справлюсь, – спокойно произнес он, отхлебнув терпкого айденского вина.
– Справлюсь! Как же! – Ильтар недоверчиво покачал головой и отодвинул кубок. – Идем, Эльс! Покажу тебе кое-что.
Они поднялись и нога в ногу зашагали к хайритскому лагерю.
– Если ты и побьешь этого недоумка, проблем останется немало, – буркнул Ильтар. – Я слышал, до этого… до несчастья с твоим отцом… ты вроде командовал одной из полуорд столичного гарнизона?
Не вдаваясь в детали, Одинцов молча кивнул.
– Значит, умеешь приказывать, проверять и наказывать… Но хайритская сотня – не айденская полуорда. Это только так говорится – сотня… Сотня боевых тархов да полсотни запасных… – Одинцов понял, что вождь имеет в виду огромных шестиногов, которыми он любовался перед дракой с Ольмером. – …Всадников двести человек да тридцать обозных… Большое хозяйство! И сражаемся мы совсем иначе, чем твои южане… Опять же, надо знать животных… у нас мальчишки в пять лет залезают тарху на шею… с десяти – мечут стрелы не хуже взрослых…