Из темноты показался человек. Я узнал инженера бригады.
- Как там?
- Порядок, товарищ комбриг, - ответил Полубояринов. - Саперы проделали несколько проходов. К утру управятся. Хорошо работают солдаты отделения сержанта Астахова. - И уже совсем тихим голосом добавил: - Разведчики во главе со старшим сержантом Соколовым уже за линией фронта. Проводили мы их.
Я вернулся в комнату.
- Выкладывай, Прокопий Романович, что там у вас, - обратился я к повару.
Он быстро разложил на столе алюминиевые миски, наполнил их гречневой кашей и кусками мяса. Офицеры штаба приступили к еде. Ели молча. Но не успели мы опорожнить миски, как на улице поднялась интенсивная стрельба. Мигом выскочили на крыльцо. Рядом разорвалась мина, и осколки резанули по стене дома. В воздух одна за другой взлетели ракеты. Неужели противник задумал контратаку?
- Связь с батальонами есть? - спросил я радиста.
- Так точно, - ответил старший радист сержант С. В. Кестер.
Допытываюсь у комбатов, что случилось.
- Немцы почему-то всполошились и открыли беспорядочный огонь, - последовал ответ.
- Быть готовыми ко всему. В случае контратаки - отразить.
Но стрельба неожиданно прекратилась, погасли ракеты. Только спустя несколько минут выяснилось: переполох в стане врага был связан с действиями наших разведчиков. Группа разведчиков во главе со старшим сержантом Александром Соколовым по ржаному полю и кустарникам добралась до переднего края противника и благополучно миновала минное поле. Им сразу же повезло. Немцы ушли на ужин, оставив в траншее наблюдателя. Тот пригнулся, чтобы прикурить сигарету от зажигалки. Этим моментом и воспользовались разведчики. Они бросились на фашиста, всунули ему в рот кляп и утащили к себе. Вскоре гитлеровцы заняли свои места в траншее. Кинулись, а наблюдателя нет. Подняли тревогу и тотчас открыли беспорядочную стрельбу.
Пленный оказался солдатом 253-й пехотной дивизии, которая обороняла перед нами участок. От него нам удалось узнать кое-какие сведения.
Всю ночь солдаты-челябинцы готовились к атаке. Не сомкнули глаз и офицеры штаба, находившиеся на наблюдательном пункте. Дважды меня вызывал к аппарату командир корпуса. Он поблагодарил за пленного, а позже сообщил: боевой порядок бригады остается прежним, автоматчиков десантировать на танках.
Утро. Яркое, солнечное. Смотрю на часы: стрелка приближается к 9.30. И вот раздается грохот орудий.
Огневой налет длился несколько минут. И сразу же пошли вперед танки. Но немцы встретили их сильным огнем. Я понял: артиллерийский налет не дал желаемых результатов - объекты врага, в частности противотанковые орудия, не были уничтожены и теперь грозили нам большой неприятностью.
В эфире слышались первые голоса командиров. Они на ходу уточняли задачи подчиненным, нацеливали их на уничтожение огневых средств противника.
Мне хорошо было видно, как к обороне врага подходили танки, ведя интенсивный огонь на ходу и с коротких остановок. Разрывы снарядов плотно ложились на позициях противника. Казалось, что на левом фланге обозначился успех - танки вот-вот ворвутся в расположение врага. Но это только казалось. На самом деле до успеха было далеко. Противник разгадал опасность танкового прорыва и выдвинул противотанковую батарею, которая тут же открыла огонь по батальону Федорова. Через минуту я услышал тревожный голос комбата:
- Батарея противника преградила путь танкам. Прошу срочно подавить ее.
Но чем ее подавить? В моем распоряжении была лишь рота 82-миллиметровых минометов. Но ею полностью задачу не решить. Нужна артиллерийская поддержка старшего начальника. А время не ждет.
Телефонистка Аня Пашенцева соединила меня с командиром минометной роты Сунцовым. Я сообщил координаты батареи врага и поставил задачу.
- Понял вас, - коротко ответил в трубку командир роты.
Через три-четыре минуты в районе расположения вражеской батареи вспыхнули фонтанчики: там рвались мины.
Мне стало жарко. Я снял фуражку с шоферскими очками, вытер вспотевший лоб. Снова прильнул к приборам наблюдения. Меня тревожил правый фланг, по которому противник вел интенсивный огонь. Комбат первого танкового батальона майор Степанов доложил:
- Без подавления противотанковых средств противника идти вперед рискованно: потеряем много танков. Дайте артогня.
Через минуту такая же просьба вновь поступила и от комбата Федорова.
Но у меня не было артиллерии. Единственное, что я мог сделать, - это подбросить автоматчиков. Посоветовался с Кременецким.
Вскоре, получив приказ, роты Одинцова и Радченко рассыпались в цепь. По колено в грязи бойцы с трудом преодолевали овраг, проходивший вдоль фронта. Автоматчики, пулеметчики, петеэровцы с криками ура бросились на вражеские укрепления. Но тут они напоролись на стену заградительного огня. Остановились танки, залегли автоматчики. Мы начали нести потери.
Лишь танк Бучковского и взвод автоматчиков Михейкина, действовавшие левее, продолжали пробиваться вперед. Их решимость и воля увенчались успехом: воины вклинились в расположение врага, захватили на его позициях небольшой клочок земли.
Фашисты неистовствовали: они вели ожесточенный минометно-артиллерийский огонь по боевым порядкам танковых батальонов. Но особенно гитлеровцы напирали на взвод Михейкина, намереваясь отрезать ему пути отхода и захватить бойцов в плен. Силы были явно неравными.
Танк Бучковского, маневрируя, неожиданно влетел в глубокую воронку и застрял. Рядом враг. Танкисты не оставили машину, продолжая отбиваться от гитлеровцев.
Мне передали радиограмму: Веду бой с пехотой, боеприпасы кончаются. Будем драться до последнего. Лейтенант П. Бучковский.
Я тут же продиктовал ответ: Молодцы! Благодарю за храбрость. Помощь будет оказана. Комбриг.
Приказываю комбату Федорову послать на выручку экипажу танковый взвод. Лейтенант Иван Тарадымов, получив задачу, направил танки вперед. Однако проскочить открытый участок машины не смогли. Немцам удалось поджечь один танк. Две другие машины еще дважды попытались пробиться к смельчакам, но не смогли: немецкие орудия беспрерывно вели прицельный огонь.
В этот критический момент мне доложили, что тяжело ранены комбат автоматчиков капитан Голубев и начальник штаба этого батальона младший лейтенант Покрищук. Я тут же приказал старшему лейтенанту Новокрещенову вступить в командование батальоном.
Гитлеровцы снова обрушили на нас шквал огня. Огневое кольцо постепенно сжималось.
- Товарищ комбриг, только что доложили: смертельно ранен командир первого танкового батальона майор Степанов, - взволнованно сообщил радист.
Час от часу не легче. Один за другим из строя выбыли командиры двух батальонов. А враг остервенело рвется вперед. Кто бы мог возглавить первый танковый батальон? Перебираю в памяти командиров рот, офицеров штаба. Выбор падает на капитана Чиркова, начальника штаба этого же батальона. Он - офицер опытный, сумеет взять управление боем в свои руки.
Я подзываю капитана И. П. Гаськова, заместителя начальника оперативного отделения штаба.
- Сейчас же отправляйтесь в первый батальон. Передайте приказ капитану Чиркову: принять командование батальоном.
Гаськов под грохот разрывов вражеских снарядов вовремя прибыл на позиции танкового батальона. И вот уже капитан Чирков отдает распоряжения, организует усилия людей. Огонь по врагу становится все сильнее. В неравной схватке танкисты сумели отразить контратаку.
Итак, этот день не принес нам успеха. Бригада не смогла пробить брешь во вражеской обороне. Я тяжело переживал неудачу, досадовал, что мы оказались без артиллерийской поддержки.
К вечеру бригада начала закрепляться вдоль оврага на достигнутом рубеже. Офицеры штаба собрались в наспех оборудованном блиндаже. Мы анализировали боевые действия подразделений, изыскивали возможности решения задачи. В это время зазвонил телефонный аппарат. Я поднял трубку. Командир второго танкового батальона Федоров доложил:
- С запада летят немецкие самолеты.
По рации я связался с командирами батальонов и приказал укрыть людей в щелях, окопах, траншеях.
Юнкерсы летели тремя большими группами на небольшой высоте. Их прикрывали около десяти истребителей. Но вот из облаков вынырнули два наших ястребка. Они набросились на бомбардировщики, когда те входили в крутое пике. В какой-то мере ястребки помешали юнкерсам - прицельного бомбометания не получилось. Но от бомбежки вздрагивала земля и в нашем блиндаже поскрипывало бревенчатое перекрытие. Погасив коптилка. Стало темно.