Неподалеку от нее стоял король, беседуя о чем-то с эльфийскими рыцарями. С двух сторон за его спиной замерли оруженосцы. Рядом, внимательно слушая, но не участвуя в разговоре, стояли Аммерлин и придворный маршал Секлис. За ними в нескольких десятках шагов ополченцы из Драконьего Зуба и солдаты из когорты Доррин уже разожгли два больших костра. До Пакс тотчас же донесся запах запекаемого мяса. Другие солдаты были заняты переноской и сортировкой трофейного оружия, а также разбором доставшихся в качестве добычи обозов побежденных. Какой-то человек в длинном плаще-балахоне, доходившем ему до пят, склонился перед одним из коней королевской стражи, ощупывая его переднюю ногу. Пакс первым делом направилась в ту сторону. Подойдя поближе, она заметила глубокую резаную рану на ноге лошади чуть ниже пясти. Человек в балахоне пробурчал что-то себе под нос и аккуратно, чуть заметно притронулся к ране. Она стала затягиваться на глазах, и через несколько мгновений от нее остался лишь небольшой шрам на лошадиной шкуре.
— Вот так-то. Я думаю, все пройдет, — сказал человек рыцарю, который держал коня за повод. — Последите, чтобы ему несколько дней давали побольше хорошего зерна. Если сумеете где-нибудь раздобыть сена посвежее, оно тоже пойдет ему на пользу. — Человек обернулся и увидел Пакс, наблюдавшую за его действиями. — Ага, Паксенаррион, дошли до меня слухи, что ты не смогла сама добраться до священной рощи и лично попросить меня о помощи.
— Я… я действительно…. — Пакс засмущалась и, лишь заметив веселые искорки в глазах киакдана, сказала:
— Ну да, не. смогла я сама добраться до вас. Не успела. Зато."
— Зато ты: успела туда, где без тебя не обошлись бы. Судя вго тому, что я видел сегодня ночью, и по количеству уничтоженных тобой врагов, как людей, так и нечисти, ты целиком в полностью оправилась от своих былых душевных ран. Я прав?
— Абсолютна, — уверенно ответила Пакс. — Великий Господин — тому свидетель. Это истинная правда.
— Ну вот, а еще говорят, что боги не вмешиваются в дела смертных, — усмехнулся киакдан. — Нам ли этого не знать! Нам да эльфам. — Он помолчал, а затем улыбнулся и сказал:
— Знаешь, Паксенаррион, я был бы страшно горд, если бы имел право заявить, что ты — мое создание. Но мы все знаем, что это не так. Каждый из нас — отдельная ветвь огромного, дерева, или строчка в дневнике. Великого Певца, как предпочитают говорить эльфы. Я счастлив видеть тебя в полном здравии, овладевшей всеми дарованными тебе силами и способностями. И разумеется, ты всегда будешь желанной гостьей в моей священной роще.
— Благодарю вас… — Пакс сбилась, не зная, как, какими словами выразить испытываемые ею чувства. — Я даже не знаю, как объяснить, насколько я вам признательна…
Киакдан протестующе замахал руками:
— Я всего лишь освободил придавленный росток, а дальше он рос и развивался сам. Твой дар — прекрасное владение этим клинком. Мне же дано понимать и чувствовать живые души.
Пакс, улыбаясь, подхватила его фразу:
— Причем самые испуганные тоже. Я этого не забыла и никогда не забуду.
— Ты лучше скажи мне, — неожиданно сменил тему колдун, — не забыла ли ты, когда тебе в последний раз довелось поесть?
— Когда было нужно, тогда и еда, если не было более важных дел, — от души расхохотавшись, сказала Пакс. — Не желаете ли разделить с нами трапезу? Это было бы большой честью для меня и…
— …И огромным испытанием для рыцарей, которые и так чувствуют себя не в своей тарелке рядом со мной. Так что я, пожалуй, воздержусь от посиделок за вашим столом, тем более что доверившийся мне лес еще не успокоился. Чтобы привести его душу в должное состояние, мне придется много поработать, и чем скорее я начну, тем лучше.
— Уважаемый магистр Оукхеллоу, — почтительно, с использованием полного титула, обратилась к колдуну Пакс.
Тот, поняв, что шутки отброшены в сторону, приосанился и внимательно посмотрел ей в глаза. Пакс же, опустив голову, сказала:
— Если Гед пошлет меня теперь туда, откуда мне уже никогда не придется вернуться в вашу священную рощу, то я хочу, чтобы вы знали: я все помню и остаюсь безмерно вам благодарна. У меня ничего нет при себе, что я могла бы принести вам в дар, кроме слов моей благодарности.
Коротко кивнув, киакдан ответил:
— Госпожа Паксенаррион, паладин Геда! Вы принесли в дар священной роще и душе этого леса все, что у вас было, и все, что мог отдать смертный этим непонятным для людей божествам. Не считайте себя связанной обязательством вернуться ко мне или принести что-либо в дар. Если богам будет угодно, чтоб мы снова свиделись, я буду рад этому в любой день, в любую погоду, в любое время года. Вы навсегда останетесь в моем сердце, в душе леса и в тонком мире эльфов, ибо Великое Дерево знает, какие плоды растут на его ветвях. — Договорив похожие на заклинание прощальные слова, он развернулся, набросил на голову капюшон и скрылся а лесу — там, где, казалось, между деревьями не было и подобия травы.
Пакс обернулась и увидела, что королевские оруженосцы уже установили походный шатер. За откинутым пологом стоял стол, за которым сидели король, один из эльфийских рыцарей, Аммерлин и три маршала. Свободным оставалось одно место напротив короля. Поймав взгляд Пакс, он встал и позвал ее:
— Госпожа, мы как раз собирались приступить к завтраку. Не окажете ли вы нам честь присоединиться к нашей компании?
Пакс едва успела сесть за стол, как оруженосцы подали большое блюдо с хлебом и тарелки со свежезапеченным мясом. Поначалу Паксенаррион чувствовала себя не совсем уютно: королевский шатер располагался на виду у стоявших под конвоем разоруженных гвардейцев Верракая и паргунских солдат. Король, похоже, не придавал этому значения, и Пакс решила, что не стоит заострять внимание на своих ощущениях. Ее гораздо больше интересовало то, как изменился Пелан с тех пор, как она его видела в последний раз в Верелле. Выглядел он гораздо лучше, словно сбросил десяток самых тяжелых лет и избавился от самых горьких воспоминаний. В лице Пелана все явственнее проявлялись черты, роднившие его с эльфами. Пакс медленно ела, внимательно наблюдая за ним. Точнее определить, что именно так изменило короля, она не могла. Если бы ее сейчас спросили об этом, она бы просто ответила, что теперь он выглядит моложе, чем раньше.
Сначала за столом говорили мало. До королевского шатра доносились звуки, сопровождающие обычно походную трапезу большого отряда: звенели котлы, миски и ложки. Когорта Доррин и королевская стража и тут действовали организованно и дисциплинированно: к кострам, над которыми готовилась еда, подходили поочередно отделение за отделением, в то время как остальные продолжали охранять пленных и нести караул на дальних подступах к лагерю. Ополченцы, естественно, остались верны себе и, быстро поделив еду между всеми бойцами отряда, сели завтракать одной большой веселой компанией.
Молчание под пологом шатра первым нарушил король:
— Ну что ж, дорогие собратья по оружию, нам довелось увидеть рождение еще одного дня. По-моему, сегодня ночью это было пределом наших мечтаний.
Аммерлин кивнул и сказал:
— Ваше величество, мне кажется, вы и сами не были уверены в том, что нам удастся избежать смерти или поражения.
— Что касается смерти, то я могу быть уверен, что мне не удастся ее избежать. Рано или поздно она меня настигнет. А поражение… Знаете, Аммерлин, поражение всегда является следствием отчаяния. А у меня неоднократно была возможность убедиться, что даже в самой тяжелой ситуации нельзя поддаваться отчаянию, ибо оно обычно является результатом воздействия сил зла. — Сказав это, король посмотрел на Паксенаррион, и этим взглядом было сказано так много, что словами это пришлось бы передавать очень и очень долго. — Итак, мы живы и встречаем ясное утро. И в огромной степени этим мы обязаны эльфийским рыцарям под вашим командованием, — сказал Пелан, поворачиваясь к эльфу, сидевшему рядом с ним. — Примите нашу искреннюю благодарность за ваше своевременное появление.