— А что, разве страх в тебе еще остался?
— Похоже, что да. Скорее я могу объяснить это так: я уже привыкла к нему, смирилась с ним и считаю нормальным, что мне приходится его преодолевать.
— Однако же ты пока не спрашивала меня, могу ли я своим колдовством восстановить прежнее состояние твоей души.
— Нет, благодарю вас. Вы и так уже много для меня сделали, и кроме того… мне почему-то кажется, что если бы вы хотели сделать что-то еще, то сделали бы, не дожидаясь моих просьб и вопросов.
— Ты совершенно права. Все, что было в моих силах, я уже сделал.
Пакс поняла, что сказано это было серьезно и искренне, и мысленно приговорила себя всю жизнь продираться сквозь страх, пытающийся сломить ее волю. Киакдан же тем временем продолжал:
— Между прочим, многого ты уже добилась сама, и еще очень многого можешь добиться. Это лето ты провела с эльфами и с теми, среди чьих предков были и эльфы, и люди. За это время ты многое познала и многому научилась. В первую очередь я имею в виду понимание леса и вообще того, как действуют силы природы и что нужно сделать, чтобы научиться взаимодействовать с ними. Обещать я тебе ничего не могу, но, если у тебя хватит смелости решиться на отчаянный, очень рискованный шаг, вполне возможно, что чувство радостного упоения битвой вернется к тебе.
— Я готова, — не задумываясь, мгновенно ответила Пакс.
— Я ведь еще не сказал, что нужно будет сделать. Она покачала головой.
— Это неважно. Я все равно готова.
— Ну что ж, это неплохо.
Колдун встал и подошел к поленнице.
— Я тут кое-что с весны припас. Наверное, дровишки уже подсохли.
Бормоча что-то себе под нос, он стал выкладывать короткие поленья перед очагом. — Посмотри: вот сердцевина красного дуба, — сказал он, показывая Пакс очередное полено. — На первый взгляд практически не отличается от любого другого дуба. Эльфы называют это дерево огненным дубом. А вот пара кусочков черного дерева. Да ты не волнуйся — из этих огрызков лука на смастеришь, даже детского. Как бы ни был я далек от оружейных дел, но сжечь кусок черного дерева, пригодный для изготовления лука, не пришло бы в голову даже мне. Так, а теперь нам нужно закончить композицию. Дай-ка подумать: яблоня или рябина? Скажи мне, Паксенаррион, что тебе больше всего запомнилось с того раза, когда ты пришла сюда по весне? Что первым придет тебе в голову?
Пакс задумалась и тотчас же вспомнила пчел, которые прилетели на соты с медом.
— Пчелы, — сказала она. — Вы еще что-то прожужжали, и они улетели.
— Ага, пчелы и яблоневый мед. Очень хорошо. Киакдан разгреб угли и еще не догоревшие дрова в очаге и в середине сложил пирамидкой отобранные поленья. Затем он поднес к ним огонь, и выбранные колдуном дрова вспыхнули так, будто были пропитаны маслом. Пламя они при этом давали куда более яркое, чем обычные сложенные в очаг дрова.
— Времени у тебя мало. Прогорит этот костер очень быстро, — твердо сказал киакдан, оборачиваясь к Пакс. — Ты должна произнести имена своих богов — можешь про себя — и протянуть руки в огонь. Пылающая сердцевина огненного дуба придаст тебе мужества. Черное дерево — крепости духа и воли к сопротивлению. А цветущая яблоня — это символ верного служения силам добра. Вперед, Пакс! Действуй быстро. Решайся.
Мгновение Пакс оставалась неподвижной. Слишком ярко и жарко пылало колдовское пламя. Она почувствовала, как пот сначала выступил у нее на лице, а затем полился ручьями. Она ощутила, что от ужаса сводит живот, словно гигантский удав страха сжимал ее своими кольцами. Собравшись с силами, она вытянула руки перед собой и шагнула к огню.
Пламя метнулось ей навстречу. Пакс даже не пыталась отпрянуть — настолько быстро и мощно охватил ее огненный ореол. «В конце концов, если мне суждено сгореть, — Успела подумать Пакс, — то уж лучше погибнуть мгновенно, чем остаться калекой». Она сама удивилась своей доверчивости и тому, что шагнула в огонь, не спросив у колдуна, что с ней будет и как себя вести, если чары не подействуют и пламя начнет сжигать ее. Впрочем, менять что-либо было уже поздно. Беззвучно, одними губами Пакс прошептала имя Геда — защитника слабых. В тот же миг ей показалось, что сильный, высокий, широкоплечий человек встал между ее руками и языками пламени. А затем в памяти Пакс всплыло другое имя. «Великий Господин», — так же молча взмолилась она. И вот тот первый человек отступил на несколько шагов назад, прозвучали фанфары, и огонь обернулся чашей из чистого серебра, в которой лишь отражалось пламя костра. Сама же чаша, наполненная какой-то ледяной жидкостью, легла в протянутые руки Пакс.
— Пей, — прозвучал откуда-то незнакомый голос. Пакс повиновалась. Пламя металось вокруг нее, горячее и ледяное одновременно. Она чувствовала, как его языки облизывают ее руки и ноги, как огненные волны пробегают по ее телу. Затем порыв ураганного ветра на миг отбросил пламя в сторону. Под ногами Пакс словно застучал барабан. Перед ее мысленным взором пронеслись лошади и все, что было связано с ними в ее жизни: сами лошади, Сабен, его подарок и многое другое. Она скакала верхом на Скакуне Ветра сквозь пламя, перепрыгивая через пропасти, проваливаясь в никуда. Затем последовали бескрайние цветущие поля, цветы, в которые, остывая, обращалось пламя. Воздух наполнился пряными ароматами трав, волны мяты сменялись шафраном и едва уловимым запахом свежей родниковой воды. «Алиания, — подумала Пакс. — Алиания, Госпожа Мира и спокойствия. Странная покровительница для воина». В ответ раздался добрый звонкий смех, а потом Пакс ощутила исцеляющее прикосновение трав Госпожи Мира. Пакс повторила два эти имени вместе, и пламя вспыхнуло с новой силой, словно огромное опахало из хрустальных разноцветных лепестков. На миг этот сверкающий смерч скрыл от нее весь окружающий мир, а затем унесся ввысь, к небу, где и рассыпался веером сияющих звезд. Пакс последовала за ними — туда же, ввысь, к усеянному звездами небосводу…
Очнулась она, сидя на холодном полу у самого очага в доме киакдана. Все дрова, колдовские и обычные, прогорели до тонкого слоя пепла. Даже в полной темноте она ощутила рядом присутствие колдуна. Пакс глубоко вздохнула.
— Паксенаррион! — раздался в темноте голос киакдана, ждавшего ее возвращения к реальности. Никогда раньше его голос не звучал столь призывно.
— Да, — ответила Пакс. Говорить ей было трудно, думать тоже. Что с ней произошло, сколько времени все это продолжалось — она сказать не могла.
Киакдан тяжело вздохнул.
— Я уже начал волноваться. Я испугался, что с тобой что-то случилось, когда ты не вернулась сюда сразу же после первых вспышек пламени.
— Я, честно говоря… даже не знаю, где я была.
— Сейчас речь не о том, где ты была и почему там оказалась. Скажи мне, как ты себя чувствуешь?
Пакс попыталась со всей серьезностью отнестись к предложению почувствовать себя. Через несколько секунд она ответила:
— Ну, по крайней мере, вроде бы не обожглась. Киакдан рассмеялся.
— Не обожглась — мягко сказано. Не сгорела дотла, и то слава богу. Надо посмотреть, как ты выглядишь. Сейчас я зажгу свечи.
Пакс, не задумываясь над тем, что делает, подняла руку, чуть напряглась, и над кончиками ее пальцев зажегся луч света.
— Великая Мать Всех Деревьев! — В голосе киакдана слышалось нескрываемое изумление. — Вот оно как дело обернулось!
Пакс сама с неменьшим удивлением смотрела на пробивающий темноту луч.
— Я и сама не понимаю, как это получилось. И вообще — что происходит?
— Как что? Зажегся свет. Есть такое заклинание — «порождение света». Некоторые паладины умеют освещать пространство вокруг себя, даже не прибегая к долгому ритуалу. Разве тебе не доводилось видеть таких фокусов?
Пакс чуть встряхнула свою память и тотчас же вспомнила о том, как паладины распространяли вокруг себя сияние.
— Да, конечно, но…
— Какие еще «но»? Ах, вот ты о чем! Ну, как я и подозревал в какой-то степени, мы можем назвать тебя паладином вне закона. Ты не бойся, что это так странно звучит. Я имею в виду закон, установленный людьми, закон посвящения в это братство. Это никак не мешает тебе быть истинным паладином.