Выбрать главу

Пролог

Маргарите Пушкиной, прекрасному поэту и другу.

Ей пришлось поселиться на острове, на маленьком клочке суши, окружённом водой. А хотелось жить раздольно, на равнине, в степи. Всю жизнь её терзала жажда простора, вольного ветра, солнца. В серые пасмурные дни сумерки казались вечными, а приход рассвета мнился несбыточной мечтой. Отшельница садилась у костра и подолгу смотрела на пламя, грелась его теплом и наполнялась его светом.

Но в ту зиму ей пришлось поселиться на острове, запастись терпением и ждать. Цена за её голову стала слишком высока, чтобы зимовать в городе. Снег ещё не успел укрыть стылую землю, когда странница перешла обмелевшую реку. Брод знала только она.

Снег выпал спустя неделю, и реку сковало льдом. Теперь путь на остров был открыт всякому: будь то зверь, человек или демон, но потаённые земли обрели хозяйку, и вошедшего без приглашения не ждал тёплый приём.

Однако никто не тревожил отшельницу, и она благополучно пережила половину зимовки, пока в её жизни не появился волк.

Тогда жажда солнца погнала её на материк. Чтобы утолить её, нужно было всего лишь подняться на вершину скалы, стать ближе к сонному небесному оку и глотнуть его белый свет.

Она шла медленно, ноги вязли в глубоких сугробах. Привычно оглядывая окрестности, заметила цепочку свежих звериных следов, и вдруг остановилась, увидев на белом красные капли крови. Отшельница вгляделась внимательнее и пошла по следу. Он привёл её к кустам шиповника с редкими бусинами ягод, которые не успели расклевать птицы.

Колючие ветви, засыпанные снегом, нависли аркой и закрывали от ветра, даровав последнее пристанище большому серому волку.

Зверь умирал. Сбоку, на шее, там, где его сородичи – верные и продажные городские собаки носят залысины от кожаного ошейника, зияла глубокая рана.

Увидев человека, волк оскалил пасть и глухо зарычал. Зрачки жёлтых глаз, подёрнутые поволокой боли, сузились, но грозный зверь оказался бессилен совершить свой последний бросок.



Отшельница шагнула к нему, выдернула из-за пояса клинок легированной стали, желая избавить раненого волка от медленной, мучительной смерти. Мороз крепчал с каждым часом.



Острие клинка тускло блеснуло в свете зимнего солнца, и зверь, увидев угасающим взглядом кинжал, оперся на передние лапы, силясь подняться и встать.

Волк принимает смерть стоя. Шакал елозит брюхом в пыли у ног своего мучителя – не волк. Шакал скулит, лижет руки палача, закрывает глаза в животном страхе. Волк смотрит смерти в глаза, гордо и прямо, принимая неизбежное, но не покоряясь.

И поражённая отшельница, видя гордое достоинство погибающего зверя, опустила занесённый для удара кинжал. Потом стала на колени подле волка и внимательно осмотрела рану. Главная жила оказалась цела, но зверь потерял много крови и ослабел на холоде.

Отшельница сняла с шеи толстый шерстяной платок, надкусила крепкое полотно, с силой дёрнула, разорвав на два длинных лоскута, и перевязала рану. Потом подняла тяжёлое лохматое тело, перекинула на плечо, и, оступаясь и увязая в снегу, медленно побрела обратно к острову. Подняться к солнцу в этот день она не успела.


Жилищем ей служила пещера в гранитном кряже. Белая звериная шкура завешивала вход в неё, сливаясь со снегом и делая издали неприметным для чужого взгляда. Отшельница опустила зверя на толстый войлок у очага, потёрла иззябшие руки. Отогреть бы сперва, но время дорого, и она поспешила налить в котелок воды и поставить на каменку.

Волк лежал неподвижно, дышал тяжело и хрипло, но не падал в беспамятство. Жёлтые глаза настороженно следили за движениями отшельницы. Она сбросила тяжёлый овчинный тулуп, и из старухи преобразилась в девушку - высокую, хорошо сложенную.

Она отбросила на спину длинные косы, покопалась среди горшков и коробов, стоящих у стены, нашла берестяную шкатулку. Достала толстую длинную иглу, вдела в ушко суровую нить. Положила иглу на каменку, прогрела, натянула край рукава на пальцы, чтобы не обжечься, захватила иголку, потрясла рукой, остужая, и подошла к волку, присела. Тогда и разглядел зверь её глаза – большие, чёрные, в которых было столько запрятанной вглубь тихой бездонной тоски, будто она прожила долгую жизнь и видела многое. И опустил взгляд, не в силах смотреть в глаза старухи на лице молодой девушки.

Он не бился, не рычал, лишь изредка вздрагивал, пока она зашивала рану. Отшельница не стянула ему пасть кожаным ремнём, и зверь не посмел оскалиться, обмануть такое доверие. Тонкие гибкие пальцы шили быстро и бережно, жалея, не причиняя новой боли.

Вот и всё. Девушка оглядела свою работу, наклонилась к волчьей шее, перекусила нить, взяла чистый полотняный лоскут и перевязала нетуго. После дотронулась до лохматой головы зверя, нахмурилась. Нехороший жар шёл от большого волчьего лба, и чёрный нос был сух, как скорлупа ореха.

Раненому зверю хотелось пить, и с трудом подняв голову, он полакал из деревянной миски тёплый взвар горьких трав, но когда девушка поднесла к его морде кусочек варёного мяса, волк закрыл глаза.

Низкий звучный смех эхом отозвался в сводах пещеры, и волк впервые услышал её голос.

— Ты сильный и гордый, — просмеявшись, медленно проговорила отшельница, глядя в жёлтые глаза зверя, — тебе унизительно есть с руки человека. Но хуже, обессилев от голода, упасть мордой в миску с едой! Ешь! – приказала она. – Если хочешь жить!

Волк хотел жить и покорно слизнул безвкусное мясо, царапнув шершавым языком ладонь хозяйки.

Два последующих дня он горел в лихорадке, борясь со смертью. Снаружи бушевала метель.

Отшельница сидела у огня и под завывание ветра пела длинную некрасивую песнь о злобном тролле.

Ледяные Скалы Безвременья, где Всемогущий Кронос, бог вечности и отец всего сущего, создал наш мир, виделись волку в том пении. Там жил Тролль, спокойно и счастливо, пока однажды не нашёл зеркало. И, посмотрев в него, он увидел своё уродство, и в ярости разбил о камень правдивое стекло. Налетевший ветер подхватил осколки, поднял ввысь и разнёс далеко по свету. Горе, кому соринкой попадёт в глаз малый кусочек того зеркала. Отныне мир будет видеться ему, точно из грязного окна - всей своей чёрной, безобразной стороной. Не будет в нём места гармонии, красоте, любви. Но ещё страшнее, когда такой осколок попадёт в сердце. Оно будет медленно превращаться в кусок льда. Живое, страстное, трепещущее сердце – в кусок льда…