– Мы уже заказали, спасибо,- сказал я.- Может быть, вы выпьете со мной?
– А что ж, вы знаете, я не прочь. Они все там в казначействе плутократы, Реджи.
Вечно одно и то же: мы – светочи культуры и знаний, и нам платят так, чтобы только не дать умереть с голоду, а эти грубые материалитсты, которые имеют дело лишь с фактами и цифрами,- центр мироздания. Я выпью полпинты горького, Джо.
– Здесь пьют пинтами,- сказал я,- только пинтами.
– Гуляем сегодня вовсю, не так ли? – Он рассмеялся, однако на этот раз мне не удалось классифицировать его смех.- Мистер Хойлейк рассказал нам сейчас довольно остроумный анекдот. Два старых полковника сидят у себя в клубе…
Я не слушал. Я думал о том, как я осадил Тедди и Реджи, и о том, как Хойлейк отказался, в сущности, пить за мой счет, а потом – и за счет директора библиотеки. Он сам платил за пиво и виски, и не по доброте душевной, а потому, что следовал неписаным правилам, не менее строгим, если вдуматься, чем дипломатический этикет. Но ведь все это так дешево стоило. Хойлейк был самым богатым человеком в этом зале, он получал тысячу фунтов стерлингов жалованья. А вот Джордж Эйсгилл, без сомнения, тратит такую сумму только на еду, виски и бензин. Даже Боб Стор вряд ли получает меньше тысячи. Если бы я стал дельцом, думал я, мне пришлось бы угождать людям, которых я презираю, направлять разговор на излюбленные ими темы, угощать их – кормить и поить. Но эта игра стоит свеч. И уж если я продаю свою независимость, то хочу по крайней мере получить пристойную цену. -…а второй полковник и говорит: «Не верблюда, а верблюдицу, конечно. Старина Карузер никогда не страдал извращениями».- Директор библиотеки закинул голову и пронзительно захохотал.
Меня начинало разбирать от пива. Я сообразил, что как-то незаметно пропустил уже кружек семь. Мысленно я прикинул: пять раз по одой пинте, плюс еще одна пинта и минус одна пинта – за счет Хойлейка…
– Я давно хочу сказать вам, Джо,- обратился ко мне директор библиотеки,- ваша игра в «Ферме» доставила мне истинное наслаждение.
– Черт подери,- сказал Тедди,- и ему тоже! Держу иари, что он не раз репетировал эти любовные сцены. Признавайтесь-ка, молодой человек!
– Тише, тише,- сказал я.- Мои отношения с миссис Эйсгилл чисты, как только что выпавший снег.
– Порядком древний, хоть и только что выпавший,- сказал Реджи.
Директор библиотеки захихикал.
– Не следует, не следует бросаться подобными намеками. Хотя, правду сказать, я бы не отказался от чистой дружбы с дамой, которую вы имеете в виду.- Он вытер потный лоб и основательно отхлебнул из кружки. Как всякий человек, который не умеет пить и пьет редко, он старался не отставать от компании и, сделав героическое усилие, осушил кружку до дна, но тотчас жалобно икнул и побледнел.- Прошу прощения, господа, я должен, как говорят французы, пойти сменить воду в аквариуме.- И он поспешно вышел из зала.
Лишь только он скрылся из виду, мы расхохотались.
– Вино – насмешник, пиво – буян,- сказал Реджи.- Бедняга совсем не привык пить, как видно.
– Это все из-за того, что он стал думать об Элис,- заметил Тедди.- Нечистые мысли взбунтовались.
– Признайтесь, Джо,- сказал Реджи,- вы ведь у нее в фаворе?
– Вы не должны задавать таких вопросов. Если я скажу «да», то окажусь подлецом, если скажу «нет», окажусь лгуном.- Я коварно улыбнулся.- А вы и сами бы не прочь, а, Реджи?
– Еще бы! Это же сногсшибательная женщина. Немолода, конечно, но зато какой стиль, какой стиль!
– Ну, а Джун? -сказал Тедди.- Замолви хоть словечко за Джун. У нее ведь есть одно неоспоримое достоинство: она девственница.
– Джун – дитя,- сказал Реджи.- Стоит мне только подумать о том, чтобы поухаживать за ней, и я уже чувствую, как острые зубы скандальной газетной хроники впиваются в мой загривок! Какое тут может быть сравнение.
Я ликовал в душе. Пока они терзаются несбыточными желаниями, я уже осуществил то, к чему они стремятся, и через шесть дней осуществлю снова. Я без всяких стараний получил все то, чего им не получить никогда, проживи они хоть тысячу лет. И Сьюзен я тоже получу. И нет причины, почему бы мне не получить и Джун, захоти я только.
А потом мне снова вспомнилась вересковая пустошь и Воробьиный холм. Я знал, что сейчас там гуляет ветер и землю припорошило снегом. Там нетронутая чистота, тишина, покой. Пиво словно закисло у меня в желудке, и мне стало тошно от моего подлого эгоизма, отвратительного, как катар. Мои чувства представились мне такими мелкими рядом с неизъяснимой прелестью этих пологих, поросших вереском холмов и ощущением безграничности лежащего за ними пространства и неисчислимости звезд над головой. Я постарался стряхнуть с себя овладевшее мной уныние.
– Споем,- предложил я.- Что-нибудь не слишком соленое, но все же солоноватое.
Тедди, пожалуйста, музыку: «От тумана, от росы».
Тедди ударил по клавишам пианино, стоявшего в углу, и я запел. Вскоре все подхватили песню:
Я целовался с ней зимой,
В разгар весны и в летний зной.
Да жалко, что ее красы
Берег я слишком от росы.
Скосив глаза, я заметил, что Хойлейк с выражением снисходительного одобрения тоже тихонько мурлычет песенку себе под нос.
13