Бухгалтерское дело – вполне почтенная и вместе с тем увлекательная профессия. «Он заставлял стихи Гомера звучать, как годовой отчёт, и годовой отчет, как стихи Гомера…»
– Я видел эту пьесу в Лондоне,- сказал я.
– А, вы театрал! Это еще не так страшно. Чтение – вот чего следует опасаться.
Здоровые телом и духом молодые люди не должны читать, иначе они кончают плачевно – попадают в учителя.
Мы сидели в столовой и завтракали. Седрик, как хозяин дома, разрезал цыпленка.
Заговорившись, он забыл свои обязанности, и его рука с ножом застыла в воздухе.
– Седрик,- сказала миссис Томпсон твердо,- перестань репетировать свой доклад для Общества любителей изящной словесности и отрежь Джо цыпленка. Он выехал из дома в шесть утра.- Она улыбнулась.- Ты так грозно размахиваешь ножом, словно хочешь зарезать Джо, вместо того чтобы отрезать крылышко.
Мы дружно рассмеялись. Это было одно из тех замечаний, в которых не видишь ничего смешного, если вспоминаешь их впоследствии, но в живой. беседе они вызывают неудержимый смех. Когда мы рассмеялись, я почувствовал себя как бы членом их семьи.
Седрик начал вылавливать ложкой картофель, чтобы положить его на мою тарелку, но миссис Томпсон остановила его.
– Ах, я совсем забыла спросить вас, Джо… Может быть, вы не любите лук?
– Обожаю.
– Отлично. Это моя специальность – картофель в молочном луковом соусе.
– Все красивые, умные и добродетельные мужчины любят лук,- сказал Седрик.- Но если женщина любит лук, то она – бриллиант чистой воды.- Он уже забыл, что собирался положить картофель на мою тарелку.- Я решил жениться на Джоан, когда сделал открытие, что она любит лук. Мы частенько отправлялись с ней в далекие загородные прогулки и питались только луком и сыром, запивая их пивом.
Миссис Томпсон хмыкнула что-то, и глаза ее лукаво блеснули.
А ты помнишь, что сказал папа? От вас обоих так разит луком, сказал он, что придется вам пожениться. Все равно ни тебя, ни его теперь никто другой не возьмет.
И мы все снова дружно рассмеялись.
Когда мы перешли пить кофе в гостиную и я зажег спичку, чтобы дать миссис Томпсон прикурить, выяснилось наконец, почему портрет Мориса когото мне напоминает. Седрик внезапно умолк на полуслове и уставился на меня так, словно вдруг заметил у меня во лбу третий глаз.
– Как я не увидел этого сразу? – спросил он меня сердито.- Не двигайтесь, Джо.- Он обошел вокруг меня, словно разглядывая скульптуру.- У вас светлые волосы, вот что сбило меня с толку. Просто невероятно… Те же глаза, тот же лоб и подбородок, то же выражение лица…
– А я сразу заметила,- проронила миссис Томпсон.- Он же вылитый Морис.
Я поглядел на фотографию над камиыом и только тут понял, что вижу перед собой собственное лицо. Это ошеломило меня. На какуюто секунду я снова ощутил нереальность окружающего, как бывало иной раз на фронте, когда летящий рядом самолет вдруг вспыхивал ослепительным оранжевозеленым пламенем и я знал, что люди, с которыми я пил пиво час назад, запекаются там в собственном соку, как окорока.
– Не сердитесь, Джо,- сказала миссис Томпсон.- Мы так говорим о вас, точно вас здесь нет. Извините.- Она накрыла ладонью мою руку.- Мы очень тоскуем о нем порой. Но мы не сделали из него святыни и не вспоминаем о нем каждую секунду, хотя и не пугаемся, когда что-нибудь напоминает нам о нем. Я говорю бессвязно, но думаю, что вы меня понимаете.
– У меня тоже так, когда я вспоминаю отца и мать,- неожиданно для самого себя сказал я.
Седрик встревоженно поглядел на меня. У него было приятное худощавое лицо с густыми кустистыми бровями и темные, начинающие редеть волосы.
– Я просто грубый, бесчувственный, невоспитанный, старый дурак,- сказал он.- Простите, если я расстроил вас, Джо.
– Вы не расстроили меня,- сказал я и улыбнулся.
Наступило молчание, но в нем не ощущалось неловкости.
Наше сближение шло полным ходом – мы сразу включили третью скорость, если можно так выразиться. Мы уже были в наилучших отношениях, какие только возможны между холостым молодым человеком и супружеской парой средних лет. Между нами возникло дружеское взаимопонимание, если только это затасканное воскресными газетами выражение годится здесь; да, в сущности, с такими людьми, как Томпсоны, иначе и быть не могло. Все же у меня хватило ума понять, что не следует слишком злоупотреблять этим взаимопониманием. Хотя мы и включили уже третью скорость, наше совместное путешествие только начиналось.
Седрик ушел в школу, а я поднялся к себе наверх с намерением прилечь. Прошлую ночь мне не спалось, и сейчас, после основательного завтрака, я чувствовал приятную сонливость. Я снял ботинки и пиджак, облачился в свой халат (больше для шику, чем для тепла) и прилег на диван.
Я уснул не сразу. Некоторое время я лениво боролся со сном, все еще ощущая во рту вкус жареного цыпленка, лимонного пирога и турецкого кофе и стараясь угадать, с какими людьми придется мне иметь дело в муниципалитете и что за человек казначей Хойлейк – мой будущий начальник. У меня имелось достаточко времени для того, чтобы навести справки, так как к работе я должен был приступить в понедельник, а была еще только пятница… Дождь перестал. В доме было удивительно тихо, только снизу, из кухни, доносился легкий шум и шаги миссис Томпсон. Эти звуки не тревожили меня, не мешали моему медленному, спокойному погружению в сон. Наоборот, казалось, что и уютное потрескиванье дров в камине, и легкий звон посуды, и плеск бегущей из крана воды существуют специально для меня, существуют только потому, что мне приятно к ним прислушиваться.