Почему ты прямо не скажешь, Джо, что мне тридцать четыре года, а ей девятнадцать, что тебе нужна молодость, свежесть и здоровье? Пусть так. Мне следовало бы знать, что это неизбежно, но почему, ради всего святого, ты не можешь быть честным?
– Не в этом дело,- устало сказал я.- Я по-настоящему любил тебя, но теперь не могу. И не будем больше говорить об этом.
Я не мог сказать ей о Джеке Уэйлсе – теперь это уже не казалось таким важным.
Мысль, что однажды она была близка с ним, именно с ним,- на той самой постели, которую я столько раз делил с ней, всю ночь не давала мне спать. Но теперь, когда мы были вместе, это потеряло всякое значение, стало таким же ненужным, как вчерашняя газета. То, что она была с ним близка, только доказывадо ее презрение к нему: она воспользовалась им, чтобы отвлечься от пустоты и скуки – как в минуту уныния мужчина наспех выпивает рюмку виски,- и сразу забыла его. Он был незначительной деталью прошлой эры, миллионов мертвых секунд эры «до Джо», так же как и мои скучные мимолетные приключения в Дафтоне, Линкольншире и Германии относились к эре «до Элис».
– Было бы неразумно продолжать наши отношения,- сказал я.- Так или иначе им пришел бы конец. Ева знает о них, и только вопрос времени, когда о них узнает Джордж. Он слишком хитер, и его самого не поймаешь, а я не намерен быть соответчиком в грязном бракоразводном процессе, и это мое последнее слово, а кроме того, я не хочу, чтобы меня выгнали из Уорли. И на что мы будем жить?
Ее рот искривился.
– Ты не очень-то смел.
– Рыба ищет где глубже, а я – где лучше,- сказал я.
Она тяжело опустилась на ближайший стул и прикрыла глаза рукой, словно защищаясь от беспощадно яркого, направленного в лицо света.
– Это не все,- сказала она.- Почему ты не договариваешь? Боишься причинить мне боль?
– Да, я очень боюсь причинить тебе боль.
У меня вдруг застучало в голове; это нельзя было назвать болью, но казалось, что еще секунда – и боль возникнет, острая, мучительная. Мне хотелось убежать из этой душной комнаты, пропитанной нездоровым запахом духов, мне хотелось вернуться в Уорли. Элис была чужой для Уорли. Я должен был выбирать между ней и Уорли – в конце концов все сводилось именно к этому. Я знал, что не смогу объяснить ей свое ощущение, но все-таки надо было попробовать.
– Я помолвлен с Сьюзен,- сказал я.- Я собираюсь работать у ее отца. Но дело не в этом. Мы не можем любить друг друга в Уорли, а любить кого бы то ни было я могу только там – ну, неужели ты не понимаешь?
– Нет,- сказала она.- Зачем ты мне лжешь? Все это просто, вполне понятно, и я желаю тебе удачи. И незачем прятаться за такой вздор.
Не все ли равно, где любить?
Она встала и подошла ко мне. Я машинально обнял ее за талию. Боль в моей голове наконец возникла. Это была пульсирующая, невралгическая боль, но она не заслонила ощущения нежности и счастья, охватившего меня, когда я коснулся Элис.
– Да, ты не договариваешь,- сказала она.- Ну, скажи мне, Джо. Это все, о чем я тебя прошу.
Она смотрела на меня умоляюще, как смотрели немецкие дети летом сорок пятого года. Не думая о Бельзене, мы отдавали этим маленьким живым скелетам весь свой паек шоколада. Не думая о правде, я должен был вернуть Элис чувство самоуважения.
Я рвал с ней не из-за Сьюзен, но объяснить ей, что я бросаю ее ради Уорли, значило нанести ее гордости непереносимый удар. Поэтому я сказал ей то, что было ложью сейчас, когда я держал ее в объятиях, хотя то же самое не было ложью вчера.
– Я узнал, что Джек Уэйлс был твоим любовником,- сказал я. Она вся напряглась.- Для меня эта мысль нестерпима. Только не он. Кто угодно, только не он. Это правда?
Если бы она сказала «нет», я, наверное, не порвал бы с ней. Это было как та фунтовая бумажка, которую я бросил на пол во время нашей ссоры зимой; честь и свобода – это роскошь, доступная только людям, имеющим твердый доход, но есть предел бесчестия, своего рода линия Плимсолла*, которая отделяет человека от свиньи.
– Ты ненавидишь Джека,- сказала она.- Жаль. А главное – это так ненужно, он ведь к тебе не питает ненависти.
– Для него я не существую.
– Не существовал, когда я с ним познакомилась. Тогда тебя еще не было в Уорли.
Но ты ему нравишься.
– Ты встречалась с ним… последнее время?
Она высвободилась из моих объятий и отошла к буфету.
– Мне думается, нам обоим полезно выпить джину.- Голос ее был спокоен.- Я встречалась с ним дважды. Один раз это было в его машине, если тебе действительно хочется мучить себя, и один раз здесь. В первый раз он предложил подвезти меня из театра.- Она протянула мне стакан.- Добавить лимонного сока? Здесь больше ничего нет.
* Линия, нанесенная на борту корабля и обозначающая предельно допустимую осадку.- Прим. ред.
– Не надо.- Я выпил джин залпом и закашлялся.- А второй раз?
– Это было после нашей ссоры. На следующий вечер. Я случайно встретилась с ним в баре отеля.
– Почему ты не сказала мне?
– Это не казалось мне важным. Я ведь никогда не спрашивала тебя о твоем прошлом – да и о твоем настоящем, если уж на то пошло. Мы же об этом договорились – разве ты забыл?
Наступило молчание, такое тяжелое, словно в комнату просочилась тишина из длинных серых коридоров снаружи. Вдруг нам стало не о чем говорить. Она стояла у буфета спиной ко мне. Солнце зашло, и я плохо ее видел, но мне показалось, что она плачет.