…не выдержит столько, господин. Корпус треснет, промети…
…ет! Нет! Еще рано! В чем дело? Что за дьявольщи…
Они переплетались, словно нити, эти голоса из глубин. В каждом из них жили похоти и прихоти, ничтожные пред лицом эмпиреев. Вскоре говорившие люди утонут в пучине варпа, пойдут на корм голодным сущностям, что хищно кружат внизу.
— Господин, — позвал Фон Кальда по комм-связи.
Эйдолон уже знал, что спросит это создание, но не стал обрывать советника.
— Да?
— Враги пробьются через заслон, — неохотно доложил Фон Кальда. — Они теряют корабли, много кораблей, однако высадка все равно состоится. Замковый Камень укреплен, но если среди атакующих находится он…
Заметив, что голос апотекария чуточку дрогнул, лорд-командующий мысленно пометил наказать его. Примарх есть примарх, но они не совершенны, их можно убить.
— Успокойся. Я совершу переход, — ответил Эйдолон, все же шагнув через железные врата в сердце телепортационной камеры. Когда он занял место в центре, какофоны отсалютовали вождю; боевые стимуляторы уже сделали их движения небрежными, а линзы шлемов мерцали, как отполированный перламутр. — Чего ты боишься, Фон Кальда? Гибели?
— Мы теряем бойцов, мой лорд, — отозвался советник. — Нам известно, что противник не сумеет использовать Врата. Не лучше ли позволить ему…
— С каждым неприятелем, убитым здесь, мы лишаем Терру одного защитника, — возразил Эйдолон, чувствуя, как в камере возрастает напряжение эфирного поля. Разряды холодных молний обвили колонны вокруг него, искажая физическое пространство. — Кроме того, ты упускаешь важный момент.
Воздух задрожал, напрягаясь перед взрывом, который вывернет реальность наизнанку и метнет живое копье из варп-материи сквозь царство ощущений. Лорд-командующий взвесил в руках громовой молот, предвкушая краткое забвение перехода — мимолетное избавление от непрерывной муки бытия.
— Какой?
Заряд телепорта достиг максимума, и вопрос Фон Кальды был едва слышен.
Эйдолон улыбнулся:
— Мы живем ради битв.
Миг спустя камеру залил свет, чувства угасли, как задутая свеча, и какофоны помчались сквозь миры и мысли в воющий круговорот битвы.
Шибан с размаху опустил гуань дао, надеясь мощным ударом выбить у врага оружие. Тот умело парировал, игнорируя искры расщепляющего поля, что осыпали его доспех. Вокруг них, вдоль окутанных тенями стен, продолжалась схватка, перешедшая в жестокий ближний бой. Под ногами воинов жалобно выли двигатели «Терце-Фалиона», набиравшие полную мощность.
Хану достался могучий противник. Мастер клинка, пусть консервативный, как и все сыны Кемоса, но фехтующий с умом. Сабля и глефа вновь столкнулись, никто не получил перевеса. Легионеры мгновенно разошлись и осторожно закружили по залу, тщательно выискивая бреши в идеальной обороне оппонента.
— Что с тобой не так? — спросил изменник, взглянув на угловатые конечности и странный доспех Шибана.
Белый Шрам промолчал, не желая отвлекаться. Он резко выбросил гуань дао вперед, черпая силы в ненависти, и попытался вонзить клинок в шею врага. Чемпион Третьего легиона отступил, уклонился от выпада и быстро шагнул обратно, занося саблю.
— Двигаешься, как машина. — Он пируэтом подскочил к хану и обрушил на него град ударов. — Я убил многих твоих сородичей, и они сражались как-то человечнее.
— Все мы изменились, — хмыкнул Шибан, начиная восхищаться упорством соперника.
Тот превосходил всех легионеров, которых прикончил хан. Предатель был знатоком любимого оружия, настоящим искусником.
— Верно, все мы.
Неприятели столкнулись вновь и приняли клинки на броню, после того как гуань дао и сабля отскочили друг от друга.
Шибан нанес прямой удар древком, но промахнулся на волосок. Тут же хану пришлось защищаться, и он едва ушел от наточенного лезвия. Белый Шрам отступил на шаг, чтобы выиграть место для маневра, лучше использовать силу, которой наделяли его аугментации.
«Я тоже сражался искусно. Я тоже был прекрасен в бою».
— В тебе нет хвори, — почти невольно произнес хан.
Хворь. Так в орду называли всевозможные мутации и самокалечения, творящиеся в предательских легионах. Очень многие воины обновили себя — из людей превратились в зверей, добровольно изуродовали и исковеркали генетически улучшенные тела.
Враг безжалостно усмехнулся:
— Как в моих братьях, хочешь сказать? Нет. Пока что — нет. Но она придет.
Шибан по-прежнему отступал, выманивая изменника за собой. Боковым зрением хан видел, что его братья тоже действуют согласно плану и отходят к капитанскому мостику.
Двигатели внизу завыли еще сильнее.
— Никогда этого не пойму, — сказал Белый Шрам.
Противник фыркнул под личиной шлема. Он стремительно вертел саблей, и казалось, что его тело в доспехе окутывает серебристая мгла. Клинки столкнулись вновь, раздался трехкратный лязг.
— Чего ты не понимаешь, дикарь? Что мы стремимся к чему-то большему? Вам предложили дар, но вы были слишком глупы, чтобы осознать это. Ты сражаешься за проигранное дело, мир для тебя полон ограничений. — Глефа и сабля вертелись вокруг друг друга, ускользали, метались, били. — Для нас же… Для нас ограничения просто исчезли.
Хан добрался до основания лестницы. Оставшиеся у него мышцы стонали от напряжения. Пот стекал за внутренний край горжета. Враг был проворнее, сильнее, ловчее Шибана и орудовал саблей, словно она ничего не весила.
«Раньше я бы оказался проворнее. Я бы оказался сильнее».
Уцелевшие Белые Шрамы продолжили отступать вверх по лестнице, ступенька за ступенькой. Дети Императора преследовали их, сражаясь так же идеально, как их повелитель. Случайные удары выбивали из балюстрад обломки камня. Рокот двигателей накатывал из недр корабля приливной волной.
— Так почему ты не ухватился за этот шанс? — спросил неприятель с будто бы искренним любопытством. — Наверняка ты не любишь Терру, в отличие от трутней Дорна. У тебя была свобода выбора.
Шибану уже не хватало воздуха. Глефа оттягивала руки, словно свинцовая балка. Он начал пропускать удары, пока едва заметные, оставлявшие лишь царапины на краях доспеха.
— Я принес клятву.
Новый смешок:
— Ваши клятвы! Вы приносите их с каждым вздохом.
Врата на мостик — широкая арка, украшенная грифоном «Мемноса» — манили хана. За ними лежал переход к обзорной площадке, ячейки с трупами сервиторов, тело капитана под ее собственным троном. Шибан увидел, как Джучи неистово бьется у его плеча, как когда-то в ущельях Чондакса. Там противники тоже одолевали их.
— Ты не клянешься, — хрипло выдохнул хан, с трудом отбивая хлесткие выпады сабли. Он смутно осознавал, что потолок вздымается над ним, переходя в кристалфлексовый звездный купол. Раздался приглушенный крик боли — еще один брат Шибана пал от рук врага, еще одна душа отлетела. — Не так, как мы.
Изменник раздраженно зашипел, все сильнее тесня Белого Шрама. Он чуял близкий финал. Клинки вновь сомкнулись, свирепо жужжа энергетическими полями.
— Да, да, вы утонченнее нас, — язвительно отозвался предатель. — Мы поступили так, как поступили, потому что мы слабы и тщеславны, и только в вас, обреченных защитниках гнилого Трона, живет добродетель!
Противники непрерывно обменивались выпадами на мосту к обзорной площадке, с них сыпались чешуйки сколотого керамита.
— Твои слова, — проворчал хан, стараясь, чтобы ему не перерезали горло.
— Твоя гордыня! — выплюнул враг, усиливая натиск. Ледяная ярость придала ему новых сил. — Мой господин отныне равен богам. Тебе лгали, и ты знаешь это, но все равно кичишься невежеством.
Чарнобальская сабля проскрежетала по древку глефы, соскользнув с крестовины. Шибан оступился и чуть не упал. Меч тут же со свистом метнулся к нему, и хан вынужден был парировать удар наискосок по шее.
— Тогда почему не берешь дары нового бога? — вновь отступая, злобно проговорил Белый Шрам. — Чего боишься?