Тук-тук-тук.
Проскользнула вкрадчивая надежда: если наставник сегодня так рассеян, что забыл забрать ключ, то, может, он и отсутствие ученика не сразу заметит?
Мрак за порогом пугал, представляясь всевозможными жуткими миражами. Вдруг именно в этом месте наставник проводит жестокие ритуалы, которые упоминаются в книгах? Что если здесь томится некий страшный зверь или те самые умертвия, которых Дьюар ожидал увидеть с первого дня ученичества? Дыхание перехватывало от предчувствия. Шаг, один лишь шаг отделял от единственного места в башне, куда он до сих пор ни разу не заглянул, и ни один мальчишка не смог бы удержаться от такой возможности.
Стоило пересечь порог и осветить помещение лампой, как его глазам открылась узкая прямоугольная комната. Полки тянулись вдоль всей правой стены, дальний конец их зарос многослойной паутиной и густой пылью. Взгляд скользнул меж банок и шкатулок, выстроившихся ровными рядами, но практически сразу потерялся в них. Все они носили надписи только на верефианском, который мальчик разбирал все еще недостаточно бегло, а многие руны почти стерлись от времени. Но не сами склянки привлекли внимание. Напротив, у совершенно пустой стены, стоял низкий круглый стол, на котором не было ничего, кроме единственного огромного сосуда. Вдоль пузатых боков из темного стекла бегали мерцающие огоньки, то ярче, а то тусклее. Дьюар, как завороженный, смотрел на них, делая маленький шаг вперед. Затем еще один. И еще, пока не оказался совсем рядом.
За годы обучения у Дэрейна он сталкивался с этим не раз, но в тот момент дыхание снова перехватило, поскольку эта находка превзошла все мыслимые ожидания. Не ходячие умертвия, не демоны — живые души томились в стеклянном сосуде, словно пойманные светлячки! Он видел их впервые. Дьюар поежился от того, какой холод его пробрал вместе с осознанием. Здесь, прямо у него под носом, творилась высшая некромантия, которая даже в книгах упоминалась урывками. Единственное, что Дьюар понял о ней — она опасна и бесчестна, потому что души, волей мага не способные обрести покой, даруют необъятную силу, но становятся все злее и злее.
В тот момент он не чувствовал в них враждебности. Наоборот, от духов, запертых в сосуде, исходила волна почти осязаемой тоски. Тоски, что грозила разорвать в клочья неокрепший разум, болью проходилась по венам, вызывала глубокую внутреннюю дрожь. Они молили о помощи. Без слов, но их чувства были намного громче и намного красноречивее, чем любая речь. Он не смог бы остаться в стороне. Острая жалость и жаркая, ослепляющая ненависть к наставнику затопили его до самых кончиков острых ушей. Никто не должен так обращаться с мертвыми! Его еще не успевшее закостенеть сердце требовало справедливости, и Дьюар не собирался противиться этому чувству. На удивление легко было открыть сосуд, вытащив пробку. Как будто открываешь всего лишь бутыль с вином — и заклинания, сдерживающие духов, не смогли остановить живых материальных рук. Огоньки хлынули наружу, подняв такой вихрь, что поставленная на край стола лампа моментально погасла, но Дьюар не остался в полной темноте: разлетающиеся духи все еще светились, теперь разогнав мрак даже в дальних концах комнаты. Они двигались быстро и беспорядочно, как радующиеся свободе птенцы, но все стремились к выходу, особо нетерпеливые — попросту просачиваясь сквозь стены, и стоявший посреди комнаты Дьюар ощущал все большее облегчение. Он впервые в жизни сделал нечто, заслуживающее внимания, нечто правильное — и гордился этим. Не остановила даже мысль о гневе наставника, который должен был обрушиться всей своей мощью с минуты на минуту.
Нечто подобное уже повзрослевший Дьюар ощущал, готовясь вновь переступить черту Грани. Еще несколько дней назад он об этом даже не мыслил, а теперь вновь принимал поспешное решение, преисполненный одного лишь стремления к справедливости.
***
Серое марево как будто ждало его появления, чтобы сразу же вцепиться липкими щупальцами, утопить в себе. Дьюар сделал шаг, другой, с трудом преодолевая сопротивление загранной реальности и с первого мига ощущая на себе пристальный взгляд. Глупо было бы надеяться, что Она не заметит вторжения — Она замечала все, только до поры никак не отзывалась на это. Юного некроманта вновь пропускали, не чиня серьезных препятствий, не воспринимая его как помеху. Тени собирались в клубящееся мутное облако, застилая глаза: он мог бы заблудиться, если бы здесь вообще имелись дороги или следы. Медленно и бесцельно тени брели по только им понятным траекториям, с виду ничем не отличимые друг от друга, сбивались в кучи и разделялись, походя на волны, гонимые капризным ветром. Дьюар шел меж них, не оглядываясь. Знал, что стоит посмотреть назад, на теплый огонь, что оставлен в комнате, и желание вернуться станет непреодолимым. Захочется бросить все, лишь бы вырваться из сетей чуждого мира, что, словно живой, выпивал силы, но делать это было рано — он пока еще не нашел того, за кем пришел.
Поиски начали казаться невыносимо долгими, особенно от того, что путь не имел никаких ориентиров. Песчинку золота отыскать в пустыне гораздо проще, чем в Загранье — живую душу среди тысяч, десятков и сотен тысяч умерших. Лица их были размыты, смазаны, и мало чем они внешне отличались друг от друга, все похожие на потухшие угли, на остов, подернутый серым пеплом воспоминаний. Дьюар искал среди них единственную живую искру, но и она уже угасала, теряла цвет, постепенно сливаясь с окружением — когда заблудший, наконец, попался на глаза, лицо его выглядело нечетким, черты истерлись, совсем как у местных духов, а свет в глазах, отличающий его, почти померк. Имрил обхватил колени руками и уставился в пустоту перед собой, словно находил в ней что-то, только ему видимое. Появления Дьюара он не заметил, даже не вздрогнул от прикосновения к плечу, а кожа его оказалась липкой на ощупь, все равно, что облепленной серой слизью — нехороший знак, хотя Дьюар толком не понимал, откуда это знает, просто чувствовал.
— Эй, Имрил? Ты слышишь? — голос прозвучал глухо.
Казалось, в полной тишине он должен разноситься с невероятной громкостью, но на деле был едва различим. Туман Загранья стремился поглощать даже звуки — вообще все, что попадало в него, живое и неживое.
— Имрил? — Дьюар попробовал еще раз, громче, но окрик потонул во все той же звенящей тишине, и ответа не последовало. Даже веки не дрогнули на лице полуэльфа, и сколько бы Дьюар его ни тормошил, это не помогало. Свет жизни все также медленно угасал.
В сероватой гуще толпящихся вокруг духов мелькнуло нечто чуждое. Дьюар и не разобрал толком, не успел — лицо, на миг выступившее из мглы, быстро в ней же и растворилось. Только кольнуло глубоко внутри одним предчувствием узнавания — слабым, недоверчивым. Чтобы среди бессчетного числа призраков, в зыбком мире без границ случайно встретить кого-то такого?.. Немыслимо.