— Дед сказал, что поймал вора и запер его здесь, чтобы потом передать страже… — наконец, произнесла девушка. В руках она держала пустое ведро, с которым не иначе, как шла к виднеющемуся за ее плечом колодцу и только по невероятной удаче расслышала знакомый голос. Дьюар готов был благодарить за это хоть богов, хоть саму Безликую: любого другого он не надеялся бы убедить, но с ней в сердце ожила надежда.
— Марелла, это не так! Подумай, какой я вор? — Стало почти обидно от такого заявления, но долго думать о том, как успел записаться в преступники, он не мог, уж слишком его беспокоило другое… В голове совершенно не укладывалось, что у такой светлой, чистой девушки в родственниках может быть чуть не уничтоживший город некромант. Хуже — чуть не убивший собственного внука! Дьюар вдруг представил, что и у его наставника где-то может быть сын или дочь, или даже внуки… Эта мысль показалась настолько абсурдной, что он затряс головой.
— Неужели тот старик и правда твой дед? Ты говорила, что присматриваешь за таверной одна…
— Да, они не ладят с отцом… — Марелла не ждала вопроса и заметно растерялась. — Он пришел помочь, услышав про Имрила. Твое колдовство не сработало! Ты знал об этом? То обещание…
Она не сдержалась — по щеке скользнула стремительная слезинка, оставив мокрую дорожку, за ней последовала вторая. Голос Мареллы надломился на последней фразе, и на какой-то миг даже в скудном освещении стало заметно, как припухли и покраснели ее веки, а затем девушка всхлипнула довольно громко.
— Я думал, что смогу. Правда, думал, мне казалось, что все значительно проще, и я не знаю, как оправдать это… Марелла, мне очень жаль.
Ее слезы пробудили страх, но совсем иного рода, чем раньше — Дьюар просто растерялся, желая как-нибудь утешить, но не находил слов, хотя бы отчасти способных на это. Он был готов сделать очередную глупость, если бы девушка не сумела взять себя в руки. Только спросила шепотом:
— Почему так? Ведь с Реми все получилось, он выздоровел с первого раза. А тут… В чем разница?
— Твой брат еще ребенок. У него больше жизненной силы, понимаешь? Взрослые, кто много прожил, слабеют раньше… Я должен был помнить об этом, но мне никогда не приходилось делать подобное.
Она не ответила. Кивнула, что понимает, но не смогла сказать вслух о прощении — только о том, что он может уйти.
— Было ошибкой запирать тебя здесь, я скажу…
Свобода поманила совершенно бессовестно, практически показала все свои прелести, и не дала даже прикоснуться, испарившись в последний миг.
— Что ты там хотела сказать? — Высокая фигура загородила весь проем открытой двери, и старик вошел, чуть наклонив голову под узкой притолокой. — Верно говорят, что Безликая куда сама не поспеет, туда бабу пошлет.
От него по-прежнему не пахло смертью или силой, Дьюар специально старался уловить хоть что-то, но словно натыкался на глухую стену из цельного гранита, непреодолимую — почти осязаемую.
— Дедушка… Я знаю его, он не вор, — Марелла и сама стушевалась, голос ее потерял уверенность и вместо печального стал опасливым. Было, от чего, потому что старый некромант и внучку одарил отнюдь не ласковым взглядом.
— Приспичило же тебе сунуться, глупая девка. Не хотел тебя трогать… Ладно, будешь сидеть здесь, и тихо, потом выпущу. А ты, ушастый, пойдешь сейчас со мной, там уже все готово, не беда, что день на дворе. Или хочешь, чтоб она вместо тебя пошла?
— Дед, что ты делаешь?
— Не хочу. Одного своего внука ты уже чуть не убил, оставь хотя бы Мареллу.
Они сказали это одновременно, перебивая друг друга, и только каким-то чудом девушка поняла, что произнес Дьюар. А затем посмотрела так удивленно и испуганно, что он пожалел о вырвавшейся фразе.
— Реми не случайно заболел? И Имрил тоже? Дед, ответь!
— Хватит языками молоть, — некромант крепко схватил Дьюара за предплечье и дернул к двери, на ходу добавив: — А твоего брата лучше бы и вовсе не было. Или забыла, как мать умерла, рожая его?
Всхлипывающая, растерянная девушка осталась по ту сторону закрывающейся двери. Дьюар смотрел, как тяжело ползет ржавый засов, и почему-то ловил себя на мысли, что беспокоится о Марелле даже больше, чем о себе.
***
Кто бы мог подумать, что можно пройти половину города и никого не встретить по дороге? Дьюар все время оглядывался, выискивая хоть кого-то, способного если не помочь выпутаться из опасной истории, то по крайней мере отвлечь некроманта, и натыкался взглядом лишь на голые стены. Даже окна домов в большинстве оказались наглухо закрыты ставнями, а по улицам не таскалось ни одного самого вящего пьяницы.
— Не надейся, — словно прочитав его мысли, усмехнулся старик. Дьюар так и не узнал его имени, да, по правде, и не хотел знать, ему достаточно было чувствовать железную хватку на своем локте и пристальный взгляд. — Эта часть города больше всего пострадала, так что тут тебя не услышат.
Как будто в унисон угрожающим словам, где-то неподалеку завыла собака — тоскливо и протяжно, практически на одной ноте. Дурной знак… Только вот Дьюар сейчас едва ли мог представить что-то более дурное, чем уже случившееся, и напрасно было храбриться, если колени предательски дрожали от страха, заставляя на ровном месте спотыкаться.
Они вышли к заброшенной кузнице. Она и вовсе красовалась наглухо забитыми окнами и таким запустением, словно покинули ее много лун назад, а все, что плохо лежало, растащили нищие. Но не вид умирающего дома пугал, а то, что раскинулось прямо перед ним, на выбеленных ветрами плитах двора. Тщательно вычерченный узор, намного сложнее и больше тех врат, через которые сам Дьюар входил в Загранье, поблескивал еще не просохшей кровью. В центре высился опутанный цепями столб, молчаливо и стойко дожидался не первой уже жертвы, и как бы эта жертва ни хотела сбежать, ей не удалось бы вырваться.
Стоило ступить за ограду, как волна чужой силы, сдерживаемая невидимым барьером, наконец, окатила всей мощью. Дьюар пошатнулся, с отвращением отгораживаясь от нее — сила отдавала запахом падали, настолько правдоподобным и насыщенным, что до тошноты забивал нос и горло. Вдобавок ко всему закружилась голова.
— Что за ритуал тут будет? — Дьюар крутил головой, стараясь сосредоточиться на узоре и припомнить, видел ли он похожее прежде. Вместо ответа старик грубо пнул его под колено, заставляя плюхнуться рядом со столбом и быстрым, отточенным движением закрепляя цепь.
— Для тебя уже неважно, малец.
У ног скакали радостные солнечные зайчики, облизывая сапоги и насмехаясь над собственным противоречием происходящему. Их отбрасывало зеркало в овальной раме, большое, ценой в целое состояние, что стояло на месте пересечения двух замысловатых символов. В нем Дьюар видел, как взлохмаченный седой мужчина возится позади, до боли стягивая руки, так, что и пальцем не пошевелишь. Мутноватое отражение накинуло некроманту лишних годов, углубило морщины на лице, но силы ему все еще было не занимать. В довершение рот заткнули какой-то сальной ветошью, горло сдавило и стало невозможно вдохнуть. Дьюар закашлялся, так и не сумев выплюнуть тряпку, а потому дальнейшие действия старика остались без его внимания до тех пор, пока не удалось более-менее справиться с собой.
Рядом появилось тело. Взгляд лишь мельком отметил, как некромант его принес, положил с неожиданной аккуратностью. Сквозь саван не понять, мужчина там или женщина, а от тумана в голове, нагнанного таким количеством чужой силы, Дьюар даже не мог разобрать, живо оно или только недавно умерло — переплетались нити и запахи в один большой непонятный клубок, какой и дня не хватит распутать. Некромант возле этого тела долго возился, готовил, нашептывал какие-то наговоры и предзаклятья — еще не настоящую магию творил, но уже часть ритуала. Со всем этим Дьюар только еще больше запутывался и не мог взять в толк, какой же цели тот добивается, хотя следил со всем вниманием. Недавний страх, будоражащий кровь, сбежал перед началом самого действа, рассеялся мелкой пылью, обнажив удивительное, ненормальное спокойствие. Даже вид ножа — старого, с треснувшей рукоятью и потемневшим от возраста лезвием, но до сих пор завидной остроты — не тронул никаких струн в душе. Только очень хотелось пить и блевать, почему-то одновременно.