— За что я тебя люблю, Ник, — с трудом выдавил из себя Малеммил, вытирая слезы и продолжая хихикать, — так это за редкую способность шутить с таким вот каменным выражением лица. Нет, ну ты бы себя видел! — и вновь залился звонким смехом.
Не удержавшись, улыбнулся и принц. В конце концов сложно долго дуться, когда рядом весело хохочет близкий друг.
— Помнишь по дороге сюда я упоминал Люсинду? — наконец успокоившись, спросил Малем.
— Местная проститутка? — покопавшись в памяти, вспомнил Никаниэль. — Она же наверняка уже дряхлая старуха. Если вообще жива. Или она не человек?
— Человек, человек. Но зря ты о ней так. — Малеммил даже несколько огорчился. — Люсинда была настоящим сокровищем Тики. Живая, яркая, веселая, жизнерадостная — настоящая ночная фея! Она искренне дарила клиентам свою любовь, пусть и за немалые деньги. На ней даже хотел жениться один заезжий барон, представляешь? Но она отказала. Таких больше нет…
Малем мечтательно закатил глаза, вспоминая былые деньки.
— Ну и к чему это? — вернул его к реальности Ник.
— В общем ей тогда было от силы шестнадцать, а значит сейчас нет и полвека. И я вчера узнал, что она теперь держит свой бордель и стала не последней личностью Города Теней!
Малеммил торжественно уставился на друга, явно ожидая какой-то особенной реакции.
— И? — не оправдал его надежд принц.
— Нет, ну ты совсем тугой что ли? Я тебе вчера, вроде, кровь сливал, а не мозги! — разочарованно выпалил Малем. — Где под влиянием доброго вина и податливой красотки развязываются мужские языки? Куда, как не в публичный дом, стекаются все слухи? Где, как не под крыльями главной ночной бабочки города — мадам Люссоль — искать информацию о твоем некроманте?
Ни разу не бывавший в заведениях подобного толка и, более того, даже не представлявший себе их внутреннюю кухню, Никаниэль, конечно же, никогда бы не подумал начать поиски с домов под красным фонарем.
Так они назывались в Эльфхейме.
Проституция, как таковая, не была под запретом в волшебных эльфийских лесах, но, в то же время, и не поощрялась. При этом любой знал — если видишь на стене фонарь цвета лепестков мака, настоящий или нарисованный, внутри тебя ждет масса живейших чувственных удовольствий, оставляющих, однако, горькое послевкусие неполноценности. Ведь никакие плотские утехи не способны заменить истинного родства душ.
Сам Ник, следуя примерно той же логике, планировал начать с баров и кабаков. Всем известно как легко расстаются с тайнами люди, стоит им немного посидеть в теплой, уютной атмосфере с кружечкой бодрящего напитка. А если кружечек будет несколько — что ж, тем лучше для благодарного слушателя.
Но, несомненно, идея Малема звучала весьма перспективнее. Будем честны, к помощи жриц продажной любви беглый принц обратился бы в последнюю очередь. Если бы вообще о них вспомнил.
— Седлать коней! — скомандовал Малеммил, видя молчаливое согласие друга. — Идем на бордель!
Он вскочил, водрузив одну ногу на стул и вытянул вперед руку, изображая популярную гравюру «Полководец перед решающей атакой».
— Не первый раз слышу от тебя подобную фразу, но впервые ей последую. — добродушно усмехнулся Ник.
— Я же говорил, что однажды затащу тебя туда!
Малем помог Никаниэлю одеться. Поскольку левая рука принца продолжала быть туго примотанной к груди, то в пустующий рукав запихнули несколько скомканных рубашек и натолкали тряпок. Не то чтобы получилась идеальная маскировка, но если не вглядываться пристально, то взгляд цеплять не должно.
На головы эльфы намотали привычные уже банданы, скрывавшие самое очевидное внешнее отличие эльфа от человека, и поглубже натянули капюшоны плащей, превратившись безликих призраков-близнецов.
Причем Малеммилу пришлось маскироваться наравне с разыскиваемым по всей Тике принцем.
Их уже видели вместе. А раз на Ника кто-то успел напасть в первый же день пребывания в городе, значит нельзя надеяться, что те же личности не сложат два и два, решив выйти на него через спутника.
Не забыв запереть дверь на оба замка, друзья спустились вниз по все той же крутой лестнице и вскоре оказались на свежем воздухе.
Хотя можно ли назвать свежим то, что пропитано запахами гнили и испражнений, где среди узких извилистых улочек умерло даже само понятие ветра. И лишь долгий беспристрастный дождь способен на время брезгливо смыть вонь и грязь Ночного Базара.
Дверь дома напротив, натужно скрипнув, отворилась. Из нее показалась сгорбленная старуха с бельмом на левом глазу. Она злобно зыркнула на случайных прохожих и выплеснула им под ноги содержимое ночного горшка. Постояла. Немного подумала. И, смачно харкнув в придачу, вновь скрылась в недрах своей берлоги.