Оказавшись у постоялого двора Жеана Меттенея, один из лакеев был вынужден позвонить в колокольчик, чтобы им открыли. При свете фонаря сторож с любопытством обозрел перепачканного в саже милорда Саймона. Комната наверху, которую Саймон делил с Напьером, Уилли и еще парой шотландских торговцев, в этот час обычно пустовала, но, разумеется, у входа в столовую шотландец встретил помощника епископа Кеннеди, Джорджа Мартина, на лестнице — жену Меттенея, а на выходе из спальни наткнулся на Джона Кинлоха, капеллана шотландцев, который как раз только что истратил остатки воды для умывания. В общем, прошло добрых полчаса, пока Саймон, наконец, смог привести себя в порядок и спуститься вниз, дабы спокойно отужинать и позабавить собеседников историей своих злоключений. Джон, капеллан собора святого Ниниана, порядком раздражал его, и потому Саймон старался быть с ним особенно любезным.
В то же время у него не было никаких сомнений относительно того, как провести остаток ночи. С собой вниз он прихватил бумаги, которые следовало изучить, прежде чем сделать первые закупки. Он испросил и получил разрешение у демуазель Меттеней воспользоваться хозяйским кабинетом, где имелся письменный стол с лампой: там Жеан держал свои сундуки и торговые книги. Хозяйке было уже за пятьдесят, и от ее улыбки Саймона передергивало, но шотландец должным образом улыбнулся в ответ, когда достойная матрона подкрутила фитилек лампы, принесла ему стул поудобнее и спросила, не желает ли он чего-нибудь еще. Он сперва сказал — нет, а затем передумал и спросил, не могла бы Мабели принести ему кувшин вина, который та якобы приберегла специально для него. Конечно, риск, но небольшой. Едва ли Жеан заставит супругу бегать сюда дважды.
Разложив бумаги, Саймон открыл чернильницу, но после того, как дверь затворилась, не стал ничего ни читать, ни писать. Как обычно, возвращаясь в какой-то город, он прокручивал в памяти список своих прошлых побед и полупобед и в ленивом предвкушении забавы принимался выстраивать их в очередь.
На сей раз список возглавляла Мабели. В свой последний приезд Саймон обнаружил в доме Меттенея эту очаровательную малышку, одновременно пикантную и девически наивную. Невинности он лишил ее с совершенно неожиданным для себя удовольствием. Конечно, она была простой служанкой, одной из тех бесчисленных бедных родственниц и отпрысков бедных родственников, из которых набиралась челядь в доме любого бюргера, — так что нет никакой спешки подыскивать ей мужа. Шотландец очень надеялся, что когда вернется в следующий раз, то опять найдет ее здесь, и когда обнаружил Мабели на причале, все такую же ясноглазую, краснеющую от любого пустяка, то был искренне тронут.
В прошлый раз она приходила к нему сюда, а потом он подкупил двух других служанок, чтобы они устроились на ночь где-нибудь в другом месте, а сам забрался к ней на чердак. Брюгге порой дарил столь разнообразные удовольствия, что большая спальня пустовала всю ночь, и любовники могли устроиться даже там. Это был единственный способ провести такую ночь, не выходя из дома. Женщинам не дозволялось посещать таверны и торговые дома.
Однако миновало четверть часа, а Мабели так и не появилась, и, испытывая нетерпение, Саймон отворил дверь. Мимо как раз проходил как раз один из лакеев, и Саймон вновь поспешил укрыться в комнате. Спустя пять минут он повторил попытку и едва не сбил с ног демуазель Меттеней, которая, с кувшином вина в руках, как раз приготовилась постучаться в дверь. Шотландец одарил ее сияющей улыбкой и принялся болтать о том, о сем, заодно осведомившись и о Мабели. Разумеется, девчонка причиняет немало хлопот, поспешила поведать хозяйка. Но таковы все они, а эта хоть старательная и отрабатывает свое жалованье, даже в такие времена, как сейчас, когда в доме полно гостей. Всем чего-нибудь да нужно, и ни за кем не уследишь. Может быть, она сейчас стелет постели для новых гостей, которые прибыли сегодня. Но, несомненно, милорд Саймон увидит ее сегодня вечером или завтра.
Десять минут спустя Саймон совершил еще одну попытку и наткнулся на знакомую служанку, которой прежде старался избегать из-за сальной улыбочки, с которой она принимала его подачки. Захихикав, она заявила, что, конечно же, передаст Мабели, что господин будет работать допоздна. Но, если честно, монсеньер, Мабели и сама будет работать допоздна…
Вот дура! На причале он бросил на девицу вполне недвусмысленный призывный взгляд, и к тому же, был убежден, что она явилась туда именно для того, чтобы увидеть его, Саймона. Отпустив служанку, он прогулялся по всему дому, от комнат челядинцев до кухни, любезно беседуя с каждым встречным и чувствуя, как нарастает его гнев. В общем зале вовсю шла игра в карты. Саймон постоял и посмотрел немного, выпил вина и поучаствовал в беседе. Приходили и уходили слуги, но Мабели по-прежнему не было ни следа. Придется выйти во двор. Он уже почти решился на это, когда снаружи вдруг громко зазвонил колокольчик, так что даже игроки в карты прервались и оглянулись на шум.
Голоса Лай… Это кто-то потревожил его гончую. Голос хозяина, а затем лицо Меттенея в дверях:
— Никаких причин для тревоги, господа. Просто кто-то донес торговой гильдии о якобы вскрытых тюках, и эти достойные господа пришли с досмотром. Понадобится не так много времени, чтобы они убедились в своей ошибке. У нас все в полном порядке.
Общее ворчание… Такое случалось время от времени. Чужеземные торговцы должны придерживаться строгих правил. Товары разрешалось продавать лишь в определенные дни и часы, после чего тюки запечатывались. Открытый товар означал штраф и конфискацию. Местные купцы в Брюгге хорошо защищали свои права. Разумеется, следовало соблюдать предельную вежливость — как сейчас — по отношению к досмотрщикам в тяжелых камзолах и кожаных шапках, за спиной у которых маячили плечистые лакеи. И, разумеется, нельзя отказаться пройти с ними в подвал, где хранились огромные тюки, и откуда, по словам случайного прохожего, свет просачивался через все щели.
От топота множества ног гончая пришла в неистовство, так что Саймон выпустил ее из комнаты и, крепко придерживая за ошейник, вслед за остальными спустился в подвал. Собака тянула и принюхивалась, даже когда выяснилось, что в подвале совершенно пусто, если не считать должным образом запакованных и опечатанных тюков с товаром Меттеней самолично погасил фонарь, который какой-то болван оставил гореть на полу.
Пес едва не сшиб его с ног. Вырвавшись из рук Саймона, он бросился мимо Меттенея за колонну, затем исчез за выставленными до самого потолка бочонками. Люди двинулись следом. Гончая замерла перед мешками с зеленой, коричневой и серой шерстью и упакованными к отправке мехами, которые дозор уже успел осмотреть. Но собака по-прежнему лаяла на тюки, словно они чем-то угрожали ей, или там, внутри таился ее обед. Саймон вышел вперед. Между мешками и стеной обнаружилось пустое пространство. Там, в этом проеме, была устроена постель из набросанных лисьих и оленьих шкур. Эти меха отчасти заслоняли неясный движущийся силуэт, который затем, у всех на глазах, разделился надвое. Смутное белое пятно, к вящему изумлению Саймона превратилось в чепец, украшавший хорошенькую головку служанки Мабели.
Столпившиеся вокруг дознаватели из торговой гильдии, а также шотландские торговцы разразились громким хохотом. Потешаясь, они извлекли несчастную на свет Божий, и та встала перед ними, зажмурившись и пряча в ладонях раскрасневшееся лицо. На ней по-прежнему были чулки, но этим наряд девушки и ограничивался. Меттеней с сердитой улыбкой снял с себя камзол и набросил девушке на плечи.
Саймон отошел на три шага. Стоя у изножья теплой меховой постели, на которую по-прежнему истошно лаяла его гончая, он положил ладонь на рукоять маленького кинжала, какой разрешалось носить всем чужеземным торговцам для защиты от грабителей. Саймон нагнулся, намереваясь то ли потыкать шкуры острием, то ли, возможно, защититься от кого-то. Но в этом не было никакой нужды. Из-под покрывал показалась растрепанная голова и крепкие мускулистые плечи, едва прикрытые домотканой рубахой.