На улице кто-то прошел с фонарем. Отсветы промелькнули в комнате, отбрасывая на руки и на платье бледные светящиеся ромбы. Блеснули пряди волос, ниспадавшие до пояса. Марианна опустила глаза. «Как же я глупа, — подумалось ей вдруг. — Это Грегорио — идеальный управляющий. Юлиус — преданный, трудолюбивый и рассудительный. Но именно Николаса я заставила жениться на мне. А затем я стала ребенком, а он — взрослым».
Она подумала: теперь у меня больше нет ребенка. И у него нет никого, кто понял бы, каким тяжелым выдался этот день.
Дверь еще была открыта, когда демуазель прошла по коридору, прикрывая рукой свечу. Он сидел у окна, в точности так же, как только что сидела она сама. Но повернулся к дверям, заслышав шаги.
Все дневные заботы сейчас отступили, и на их место пришли те мысли, совладать с которыми было ему не под силу. Марианна знала, что это за мысли. Приблизившись, она взглянула на него сверху вниз, чтобы он мог видеть ее сухие глаза. Ее власть над собой.
Николас не поднялся навстречу, но его лицо заметно смягчилось.
Она знала, как обращаться и с детьми, и с мужьями. Она умела дарить утешение и принимать его. Он понял, что должно произойти, прежде чем Марианна задула свечу. Подобрав юбки, она села рядом у окна.
Света было достаточно, чтобы видеть его руку. Она легонько сжала ее в ладонях.
Николас сказал:
— Я не знаю, что вам нужно.
— Мне нужен кто-то, кто нуждается во мне.
Она была куда мудрее, чем казалось ей самой. Вероятно, в одном лишь этом Марианна оказалась сильнее. Подобно лекарю, она заставила его отбросить показное спокойствие. А затем, как с Тильдой или Катериной, приняла его в утешающие объятия.
Но он не был ни Тильдой, ни Катериной. И она сама чувствовала растерянность и смущение, и душевную боль. В объятиях Николаса, бережных и нежных, таилось нечто большее. Марианна ощутила это, несмотря на всю его сдержанность. И тогда она поднесла его руки к своим волосам, таким теплым и шелковистым, а затем прижала их к груди, к той ложбинке, где застегивалось платье.
— Николас?
Его пальцы выскользнули наружу, но по-прежнему касались сорочки. От волнения он заговорил по-французски.
— Подумай.
— Нет, — откликнулась Марианна де Шаретти. — Не думай.
Глава 39
Как и где Марианна де Шаретти провела первую ночь своего траура, не осталось незамеченным для ее домочадцев. Тильда, потревоженная каким-то шумом, поднялась до рассвета и обнаружила материнскую спальню пустой. Дверь Николаса была закрыта. Перед ней Тильда задержалась всего на мгновенье и услышала доносившийся изнутри голос матери. Голос тут же прервался, словно ей не хватало дыхания, как Катерине, когда та плачет. Но этот всхлип был рожден отнюдь не скорбью. Тильда прокралась мимо двери, затем свернулась комочком в постели и разрыдалась.
В последующие дня об этом узнали и остальные, поскольку ни демуазель, ни ее супруг даже не пытались притвориться будто ничего не произошло. При свете дня было время черных тканей и скорби. Ночами демуазель принимала утешение, принадлежавшее ей по праву. Но если прежде челядь ощутила бы смущение и обиду, и посыпались бы грубые шутки и оскорбления, теперь они все понимали и прощали. Смерть Феликса многое изменила.
Юлиус с любопытством наблюдал за происходящим. Он видел, что не только Хеннинк, наконец, принял этот брак, но и те, кто прежде работал с Клаасом в красильне. И даже бюргеры, похоже, смирились. Поговорив с Грегорио, он узнал, каким образом был заключен этот брак. Юлиус по-прежнему испытывал к нему недоверие, как свойственно человеку, когда кто-то другой вторгается в сферу его занятий, но ему понравилось, как молодой стряпчий вел себя в день убийства Жаака де Флёри. А впоследствии Юлиус обнаружил в лице Горо трудолюбивого и непритязательного помощника, который с легкостью брал на себя все самые неприятные поручения. Несколько часов проведя над учетными книгами, Юлиус признал, что способности его нового напарника выше всяких похвал. И если поначалу в выражении этих черных глаз ему чудилась какая-то странная одержимость, то, впоследствии, узнав, что у Грегорио имеется любовница по имени Марго, Юлиус понял, что тот — такой же человек, как и все. Эта женщина, кстати, оказалась превосходной кухаркой… Хотя после того как Грегорио внезапно пригласил его в гости, Юлиус никак не мог понять, откуда такое странное впечатление, будто тот втайне потешается над чем-то.
Для всего Брюгге, разумеется, Николас был новым героем дня. Теперь все знали, каким негодяем оказался Жаак де Флери. Некоторые утверждали, будто заметили неладное сразу же, когда торговец столь подозрительным образом объявился в городе, захватил компанию демуазель и стал утверждать, что владеет ею единолично. Николас с Юлиусом с фактами и цифрами в руках, доказали всем, что это неправда. Более того, месье Жаак обманывал бедняжку вдову многие годы. А если расспросить слуг молодого Феликса, то все они готовы были рассказать, как и почему Николас увез того из Женевы. И как славно муж демуазель с jonkheere Феликсом ладили после этого.
Конечно, все очень сожалели о том, что случилось с jonkheere. Но соглашались, что и город, и семья могут гордиться им. Ведь он сражался за короля Ферранте и увенчал себя лаврами на большом турнире в Абруцци. Жаль только, что это случилось не в Брюгге, и друзья не смогли как следует поздравить его. Но уж если молодому человеку суждено погибнуть, то что может быть достойнее смерти на поле боя?
Что же касается Николаса, который раньше именовался Клаасом, то кто бы мог вообразить такое? В одиночку противостоял двоим вооруженным негодяям и прикончил обоих. А затем сражался с этим разбойником де Флёри, — и неважно, что того убил другой человек. И он так внимателен к своей жене, просто поверить невозможно. Заработал для нее кучу денег в Италии, дабы она могла расплатиться с долгами. А обе девочки получили отличное приданое. Славным парнем оказался этот Николас.
Единственным человеком, не желавшим принимать участие во всеобщем ликовании, был сам Николас, который целое утро терпел поздравления и похлопывания по перебинтованной спине, а затем в отчаянии бросился искать убежища в работе. Юлиус и Грегорио без жалоб и возражений делили с ним бесконечные часы занятий и присутствовали на сложных переговорах, сопровождавшихся жестокой торговлей. Решения, принятые Жааком де Флёри, были исправлены или отменены; заключены новые соглашения. Посыльная служба подверглась пристальному изучению, затем обновлению и перестройке. Все, что сделал Грегорио с апреля, они теперь обсудили вместе, включая будущие закупки с фландрских галер, а также жизненно важные встречи с Бембо и венецианскими торговцами.
В течение недели из Венеции должно было прийти разрешение на приобретение компанией Шаретти и генуэзскими негоциантами предписанного количества квасцов, привезенных фландрскими галерами. Поскольку квасцы там находились лишь в виде балласта, то сделка будет не слишком велика. Но это хорошее начало. В следующий раз придут корабли с товаром из Константинополя, и новые склады демуазель начнут наполняться. Даже если залежи в папской области обнаружат завтра, это ничего не изменит…
Единственные, кто в Брюгге обижался сейчас на Николаса, были все те девушки, с которыми он прежде встречался: тщетно они надеялись, что он, наконец, устанет от вдовы и вновь вернется к ним.
Юлиус как-то провел несколько часов с высокопоставленными гостями из Вейра, с кем у него вроде бы никогда не случалось ссоры, и внезапно заметил ненависть во взгляде толстой девчушки, в которой опознал младшую ван Борселен. Николас в ответ посмотрел на девочку без всякого выражения, что, впрочем, было свойственно ему за последние дни. Никто больше не смог бы отыскать Николаса по отголоскам смеха окружавших его людей. Но, впрочем, это и правильно. Нельзя забывать о бедняге Феликсе.