Королева не переставала улыбаться. Она поворачивалась к Лету и, прищурив глаза, усмехалась.
— Я думаю, что это не последняя встреча сегодня…
Словно в ответ на ее слова, спереди, из сгущающихся сумерек, донеслось сопение и взмыкивание быков. Друг–телохранитель и Лет подстегнули лошадей.
— Этот подарок нам нужнее… — сказала королева и зевнула.
Эилинн подняла голову. Сквозь длинную щель окна в комнату втискивалось солнце. Его лучи упирались в позеленевший потолок, щекотали щеки Эилинн и тонули в чернильнице на столе. Эилинн встала и, тихо шлепая босыми ногами по мозаичному полу, подошла к столу, села на край. Ее синие глаза быстро пробежали последнюю исписанную страницу. Эилинн макнула перо в чернильницу, задумчиво покусала его лохматый конец и дописала:
«Если не превозносить таланты, среди людей не будет соперничества. Если не ценить редкие вещи, люди не станут красть. Если люди не видят того, что возбуждает желание, их сердца не волнуются. Поэтому, когда правит мудрец, он опорожняет их сердца — и наполняет желудки, ослабляет их волю и укрепляет кости. Он постоянно стремится к тому, чтоб у народа не было знаний и желаний и чтобы те, кто знает, — не смели действовать. Он действует недеянием и всем управляет».
В дверь дважды грохнули кулаком.
— Эй! Люди! Кто там есть? Давай выходи…
Мужчина на кровати проснулся. Он изумленно взглянул на подушку, пробормотал: «Пааки!», и вскочил. Суетливо запрыгал на одной ноге, натягивая штаны. Метнул веселый взгляд в сторону Эилинн и почему–то покраснел. Эилинн холодно смотрела на него, чертя на бумаге дрожащие черные линии.
— Эй! — снова заорали за дверью.
— Иду! — рявкнул мужчина, напяливая шлем.
Он схватил меч и, сдвинув засов, выскочил на улицу. Ожидавший гулко стукнул его по спине и захохотал. Мужчина огрызнулся. Они оба засмеялись и побежали в гору, к Угловой башне.
Сквозь приоткрытую дверь Эилинн увидела колонну жителей Столицы. Они тащили на себе набитые заплечные мешки и громыхающие узлы с посудой, а рядом вышагивали увешанные железом зейгеры, властно покрикивая и подгоняя. Эилинн удивилась. Она осторожно выглянула из дверей. Колонна горожан огибала дворец Апротед и скрывалась в ущелье. Эилинн испугалась. Она захлопнула дверь и решительно задвинула засов. Теперь… ах да… ну, конечно, это же так просто… Но куда их ведут? Нет, погоди… Ну, да, это же так просто! Эилинн подошла к столу и снова схватила перо.
«Кто действует — проиграет, кто имеет — потеряет. Поэтому мудрец не действует — и не проигрывает, не имеет — и не теряет. Затевая дела, люди часто терпят неудачу при их завершении. Тот, кто кончает также осмотрительно, как начал, неудачи не потерпит. Поэтому мудрец стремится к бесстрастию, не ценит редкие вещи, учится у неученых и вновь проходит путь, пройденный другими. Он следует естественности вещей и не осмеливается действовать».
На третий день у Эилинн кончился хлеб. Она натянула полосатую куртку–безрукавку, влезла в кожаные солдатские штаны и, сняв со стены арбалет, открыла дверь.
Тишина и запустение царили в Столице. Нигде: ни в пивных, ни в клубах, ни в домах — не было видно ни одного человека.
Эилинн вспомнила длинную вереницу людей с мешками на плечах, совсем маленьких девочек с узелками, и — солдаты, свои же (уже свои!) дианейские солдаты в конвое.
Эилинн дошла до угла дома и побежала вдоль улицы к замку Апротед.
Возле дворца располагалась кухня. Кухней заправляла веселая тощая старуха. Она неслышно шевелила губами и месила поварешкой в каменном котле. Старуха улыбнулась Эилинн и, ни слова не говоря, шлепнула в тарелку половник горячей атиотовой каши. Эилинн, обжигаясь, принялась глотать пустое варево.
— Где солдаты? — спросила она. Старуха молча махнула в сторону Пантарамей–ской горловины.
— А люди?
Последовал кивок в сторону гор.
— В горах? — переспросила Эилинн. Старуха дернула головой сверху вниз и уткнулась взглядом в котел.
— Зачем?
Немая подняла глаза и протянула к Эилинн ладонь с растопыренными пальцами.
— Жизнь… — задумчиво сказала Эилинн. — Понятно…
Она отложила кашу и взяла самострел.
Второй проводник тоже оказался предателем. Это стоило Окнеру двухсот меченосцев. Двухсот отборных парней, с которыми он покорил свободолюбивый Линг, вырезал восстание синих рукавов в Хантанеле, сжег добрую четверть городов Лаоталя. Королева заманила в ловушку его полутысячный отряд! Хромоногий Окнер предпочел бы отрубить себе правую руку.
Четвертый день пафликэнские воины вместе с отребьем Соденейского лего топтались под стеной Столицы, а солдаты заносчивой девчонки убивали их. Они не гнушались ничем. Они рубили спящих по ночам, жгли лагеря, калечили лошадей, пытались отравить ручьи, текущие с Шель. Семнадцатитысячная армада потеряла убитыми и дезертирами уже более тысячи человек. Это за четыре дня! Окнер опрокинул в рот кварту горького пива. Тицподкалемец пишет, что возле Теля отражает удары по крайней мере восьми окк преследования, которые охраняют город по указу королевы. Лжет, как астролог! Гад! Мохнач! Что же помешало этим ублюдкам захватить Тель?.. Если это опять королева… И если это ее не последний сюрприз…