— Не служил, — сказал Толя. — Военная кафедра.
— Мужики, еще киселя? — спросила Ирка.
— Эх, Семеновна, — сказал Толик–дизелист, — как приятно смотреть, когда ты в платье, а не в штанах.
— Ты меня утешаешь, — сказала Ирка.
Резко брякнуло оконное стекло.
— О! Гости, — сказала Ирка.
— Дед Мороз это… дед Мороз, — сказал Клем вставая, — или гуманоид какой–нибудь.
Он открыл окно. Ветер плеснул в столовую холодом. Из белого снежного дыма вылезла длинная рука, отпихнула Клема, и что–то мохнатое перевалилось через подоконник. Толя со звоном отбросил гитару и вскочил.
— Е… — только и сказал Толик–дизелист. Он стряхнул с рубашки кисель и встал.
Гость был одет в блестящий диско–костюм и обут в босоножки поверх толстых онучей. Единственным мохнатым местом у него был затылок, заросший сальными черными волосами. Гость подтянул расползающиеся колени, выставив затянутый глянцевой тканью зад.
— Вы к кому? — спросила Ирка. Она выпучила глаза и часто моргала, словно увидала мышь в борще.
Гость наконец сгреб конечности и встал. Правой рукой он сжимал ручку черного автомата с непомерно длинным магазином.
— Я ни к кому, — сказал гость. Он оглянулся. Тонкогубый рот вычертил на лице улыбку. — Я от кого… — Он отвернулся и захлопнул окно.
— А, собственно говоря… — сказал Клем и замолчал.
— Можно я где–нибудь посплю? — спросил гость. — А то от усталости вот это роняю. — Он потряс оружием.
— Может, поедите? — сказала Ирка. Она встала и махнула в сторону стола. — Супа или плюшек?
— Не–не–не… — сказал гость. — Спать… мне спать… мы сплю… черт побери: я еще и язык расцарапал. — Гость запустил в рот палец.
— Кровать в комнате, — сказал Клем, — но там Сакен читает.
— Книга — источник… — сказал гость. Он вытащил палец и перехватил автомат за антабку. — Я не помешаю. Я тихо.
Покачиваясь и трогая дверную раму, проковылял в коридор. «Спят усталые игрушки…» — запел он за стенкой.
— Веселый мужик, — сказал Клем, возвращаясь за стол. — Гуманоид.
— Да, — сказал Толя, — на деда Мороза не тянет.
— Он шо, — сказала Ирка, — в тапочках и джинсах в гору шел?
— Нет, — сказал Толик–дизелист, — он их в руках нес, а под окном одел.
— Может, он с метеостанции?
— Ага, — сказал Толик–дизелист, — из автомата они ветер делают и от снежных мужиков отстреливаются.
— А может, он сам — снежный мужик, — сказала Ирка. — Ой, чего–то выпить захотелось!
— Кисель трескай, Семеновна, — озабоченно сказал Толик–дизелист.
— А что, — сказал Клем, — нормально: Тянь–Шань, три тысячи метров над морем. Все условия для йети.
— В горах все бывает, — мудро сказал Толя. — Когда я летом приезжал, к нам в кунг чабан ввалился. Толстый такой, мощный и пьяный в дупель. И что–то мне втолковывает. А я — ни слова. А он: «кгб… кгб… кгб…» Я думал, слово какое–то по–казахски, к Сакену его свел. Тот и объяснил: у чабанов — праздник, ну а один вроде как перехватил лишнего, ружье взял, сообщает: «У меня — двести тысяч! Да я…» — и в людей палить. Двоих ранил. Так наш чабан на коня и к нам: в КГБ спросить, откуда у людей такие деньги…
Ирка коротко хохотнула:
— Значит, он из КГБ.
— Это точно, — сказал Толик–дизелист и с шорохом надкусил плюшку. — Он так торопился, что только автомат взял, а штаны переодеть не успел.
— Джеймс–Бондов ловит, — поддержал Толя. — У нас есть Джеймс–Бонды?
Клем улыбнулся:
— Ничего, проспится парень и все расскажет.
В коридоре хлопнула дверь, и кто–то нежным голоском спросил:
— Тук–тук, можно к вам?
— Можна–а, — протянула Ирка.
Толя вскочил и выглянул в коридор. Там толклись двое — миловидная невысокая женщина вытряхивала из коротких волос снег, а лысоватый, плотный, как кирпич, военный вышагивал из шинели. Женщина подняла голову и улыбнулась:
— Здравствуйте, милый, с Новым Годом!
— Здрассте, вас так же, — сказал Толя, ошеломленно разглядывая гостью.
Мороз успел только наярить ей щеки и уши да ущипнуть до синевы кончик носа. В остальном проблема холода ее не затрагивала: свободное красное платье открывало руки до плеч и ноги до колен. На ногах — кроссовки, на голове — элегантный пепельный кавардак с коричневым панк–пятном под «Сикрет–Сервис». В неглубоком вырезе платья висел крошечный кубик Рубика. Завершала конструкцию перетянутая проволокой безобразно большая коробка в руках.
Женщина подошла к Толе и, приподнявшись на цыпочки, поцеловала его в щеку, окончательно выводя из строя ударной волной загадочных ароматов. Она прошла в столовую и сказала: