Был на Западе такой великий мыслитель — Кьеркегор, датский философ. Он говорил, что дрожь и трепет — обычное для человека состояние, его трясет всегда. Выбери время и просто закрой глаза. Ты обнаружишь, что внутри у тебя нет ничего, кроме страха. Страх заставляет тебя молиться Богу, но твоя молитва — лишь продолжение страха, сидящего в тебе. Толпы коленопреклоненных верующих, наводнивших церкви, мечети и храмы, не молятся никаким богам; они молятся от страха. Бог — это лишь прикрытие для страха, заполнившего все их существо; и поклоны они бьют, поскольку чувствуют себя как воин, проигрывающий сражение. Внутри у них все дрожит. Ведь перед ними маячит смерть! Человек, охваченный ужасом, падает ниц, молитвенно складывает руки и умоляет о спасении. Всему этому мы придаем вид молитвы: в страхе мы обращаемся к Богу, рассказываем ему о преследующей нас смерти; молим об утешении, просим спасти нас от нее!
Я слышал одну историю. Жил в Дамаске мастер-суфий. Однажды его слуга попросил одолжить ему лошадь. «У меня совсем мало времени, — проговорил слуга. — Я был на рынке, покупал для тебя овощи, и вдруг кто-то положил руку мне на плечо. Это была незнакомка, одетая в черное. «Кто ты?» — спросил я у нее. — «Твоя смерть! Приготовься, я приду сегодня вечером» — таков был ее ответ.
Мастер рассмеялся и сказал: «Можешь взять мою лошадь».
Слуга сразу же покинул Дамаск и ускакал в Са-марру. После того как он умчался, мастер отправился в город и зашел на рынок. Он увидел Смерть, притаившуюся за углом, и сказал ей: «Что это за выходки? Зачем ты напугала моего слугу? Если тебе нужно было передать какое-то сообщение, ты могла прийти прямо ко мне».
«Я не хотела пугать его, — ответила Смерть. — Для меня самой все это было неожиданно: моя рука сама по себе протянулась и легла на его плечо. Я удивилась, что он бродит здесь по рынку, ведь я должна была встретить его сегодня вечером в Самарре, а это ой как не близко. Так что я сама никак не ожидала, что моя рука окажется на его плече». Мастер снова рассмеялся. «Но почему ты смеешься?» — спросила Смерть. «Сегодняутром он попросилу меня одолжить ему коня. Тогда я тоже смеялся, —ответил мастер. —
А еще мне стало его жаль. Я тоже чувствовал, что до темноты он должен попасть в Самарру, а пешее путешествие утомило бы его. Так что я дал ему своего коня, рассудив, что раз уж он собирается в тот город, значит, умереть ему суждено именно там».
Беги хоть на край света, но будь у тебя даже самый быстрый конь — тебе не сбежать. Все алхимики отошли в мир
иной. Многие из них утверждали, что раскрыли секрет эликсира бессмертия, но ни один алхимик не здравствует поныне; продолжают жить только выдуманные ими истории. Теперь ученые повторяют туже глупость. Алхимия положила начало новой науке, известной нам как химия. Именно поиски нектара в конечном счете привели к открытию кислорода, водорода и других химических элементов. И вот повторяется та же история: наука провозглашает, что человека нужно спасать от смерти. Со смертью нужно что-то делать, и ученые заявляют, что с нею можно что-то поделать.
С незапамятных времен в человеке живет вера в то, что он способен преодолеть смерть. Конечно же, здесь можно кое-что предпринять, но к лабораториям это никакого отношения не имеет; то самое «кое-что» происходит в глубине человеческого существа. Пока живет моя воля, пока существует «я», обязательно будет существовать и смерть. В тот день, когда «я» не станет, прекратит свое существование и смерть, ведь целое никогда не умирает; бесконечное бытие никуда не исчезает. Волны накатываются и отступают, а океан остается. Пока я волна, я обречен на гибель; как только я превращаюсь в океан, смерть становится невозможной.
В этой сутре Рама символизирует безбрежный океан. Принадлежность к индуизму, христианству или исламу не имеет никакого значения. Рама — слово очень приятное для слуха индуиста, оно обозначает высшую реальность. И никак не соотносится с каким-либо человеком, с конкретной исторической личностью. Сдаться Раме означает сдаться целому, «стереть» себя. Меня нет; есть только безбрежное, бесконечное пространство, высшая реальность — и нет иного прибежища, кроме этого. Тот, кто ищет прибежища в других местах, собьется с пути.