Он резко задрал подол, рука его достигла сокровенного и пальцы его начали там искусной танец, схожий с игрой на флейте. Кацве обхватила руками его шею и скрыла лицо на груди, усиленно сдерживая рвущийся из неё крик наслаждения. Но удавалось ей это недолго...
— Ты как лось... сильный и добрый, — пролепетала девушка в полузабытье, когда исполнилась вечность этой ночи.
Сообщение № 834.282/09 надзирающе-координирующего искина код 0-777.13.666.12/99...
Дополнение к аналитической записке о миссии «Основание империи».
...С другой стороны часть лэвали осталась в парадигме старого культа, который, однако, из-за радикальных социально-экономических трансформаций, значительно видоизменился. Он приобрёл агрессивные черты, а также значительно нарастил и усложнил технологии использования неочевидных натуральных энергий. Подобные идеологические схемы для целей Нации являются наиболее благоприятными.
Последователи модернизированного культа женского божества в среде лэвали в настоящий момент формируются в консорцию («люди-змеи»), которая с высокой вероятностью станет ядром эносообщества, ключевого для реализации последующих глобальных операций эмиссара, стратегии которых мною в настоящее время разрабатываются
Примечание 1
Очевидно, что для целей Нации необходимо оказывать всяческую поддержку мульту Матери змей у лэвали. Однако, принимая во внимание психологическую конфигурацию представителя Бхулака, очевидно и то, что он будет препятствовать данным действиям. Потому я не поставил его в известность о моих целях в отношении лэвали, тем более что результаты его действий и без того вполне укладываются в мою стратегию.
Междуречье Иртыша и Ишима. Селение коневодов. 2889 год до н.э.
...Змеи появились спустя луну после того, как он пришёл в посёлок. За это время он уже почти полностью сжился с лэвали — как и со всеми встречаемыми им племенами. Он трудился и развлекался с ними: ходил на охоту, ухаживал за лошадьми, даже научился от Кацве доить кобылиц — что как бы не очень пристало охотнику и мужу, но казалось ему любопытным, а на условности он уже давно не слишком обращал внимание. Вечером пел с мужчинами вокруг очагов в домах, днём играл с ними в их довольно суровые игры, например, когда десяток парней всеми способами старались отобрать друг у друга деревянную чурку. Научился он и скользить на лыжах, прицепившись к коню — чем очень удивил местных, поскольку этому они обучались с детства и считали, что чужак совершить такое нипочём не сможет. Но Бхулак и не был тут чужаком больше.
Кацве, кажется, испытывала радость от их отношений, хотя понимала, что он рано или поздно уйдёт, с Емё он вёл долгие доверительные беседы, с другими мужчинами всякое бывало, но откровенной вражды к нему никто не выказывал. А вот колдуна Айци он с первой встречи так и не видел — тот не жил постоянно в этой деревне, а где — об этот тут особенно не распространялись. Да и вряд ли большинству жителей хотелось бы оставить его надолго — женомужа они не слишком любили, хоть и прибегали к его помощи, когда заболевали или испытывали другие горести... Впрочем, как заметил Бхулак, встречались здесь хоть и немногочисленные, но горячие почитатели Айци — в основном из молодых парней, не пьющих молоко, не едящих творог и не желавших кланяться Хозяину коней в доме-молельне или идти в паломничество к посвящённой этому богу далёкой каменной башне.
Одним обычным ранним вечером, когда поселяне заканчивали дневные дела, предвкушая отдых, все они вдруг замолкли, стали тревожно и растерянно оглядываться по сторонам: словно тому, что надвигалось на деревню, предшествовала холодная волна страха, накатывающая на людей, обессиливая их и лишая воли к сопротивлению. Бхулак тоже ощутил это, хоть сразу понял, что речь не о нежданной буре или нашествии врагов.
Сначала издалека послышалась приближающаяся дробь барабанов, потом к ней прибавились ритмичные выкрики быстро идущих мужчин. Вот на окраине селения в вечерних сумерках стали появляться огоньки... один, три, десяток — всё больше. Вскоре стало понятно, что это горевшие в руках шагающих людей факелы. И наконец смутные угрожающие фигуры начали одна за другой проявляться, словно порождались окутавшем вдруг деревню густым леденящим туманом.
Обитатели посёлка очнулись и бросились в дома. Но не все — некоторые стояли, будто услыхали властный непререкаемый приказ оставаться на месте. Расширенными от страха глазами глядели они на приближающихся людей — если те были людьми. Какие же люди имеют на плечах страшные змеиные головы?..
Конечно, эти злобные вытянутые личины с глазами-щелями были всего лишь раскрашенными масками из кожи и древесной коры, и Бхулак сразу вспомнил похожие: за степями, горами и морями, на далёком юге, и очень давно, когда его ещё можно было назвать молодым. Тогда в Междуречье, куда ещё не пришли с островов Дильмуна многомудрые шумеры, жили воинственные племена, поклонявшиеся Великой Матери, которой они строили огромные по тем временам храмы из сырцового кирпича. И среди народов тех великими и страшными считались люди, поклонявшиеся её образу Змеи. Они исцеляли и убивали, благословляли и проклинали, изгоняли и выбирали вождей, начинали войну и заключали мир. Их боялись, но на них держалось могущество того исчезнувшего ныне без следа народа.
Правда, те людозмеи обычно были женщинами, очень редко принимали они в своё сообщество мужчин. А сейчас в посёлок под стук барабанов и ритмичные возгласы пришли молодые мужи в змеиных масках, с горящими факелами и копьями в руках. Человека же, который вёл их, Бхулак признал — на нём единственном не было маски: колдун Айци. Когда вся его армия, состоящая из нескольких десятков змееголовых молодцев, вошла в посёлок, он остался у храмового дома, а его люди разбежались по прочим домам и стали выгонять оттуда спрятавшихся людей наружу. Ещё они вытаскивали из домов еду и разные вещи, складывая всё это кучей у ног колдуна.
Бхулак дивился безучастности обычно храбрых, скорых на бой, лэвали, которых боялись все бродячие разбойничьи племена. А теперь они покорно смотрели на откровенный грабёж. И не только грабёж: из домов стали раздаваться крики насилуемых женщин, а некоторых змеи хватали на улицы и тащили в помещение. И всё это при тяжёлом молчании и полном бездействии местных мужчин.
Двое змей подошли к группе людей, среди которых был Бхулак, и уставились на стоящую за его спиной Кацве. Ну уж этого он не потерпит: вольно мужам деревни безучастно смотреть на творящееся, но Кацве — его женщина! Он положил одну руку на топор, другую — на кинжал, вперив в подошедших взор тяжкий и многозначительный. Несмотря на маски, видно было, что те явно растерялись — похоже, совсем не привыкли к сопротивлению. Один обернулся к Айци. Тот едва заметно качнул головой и двое страшилищ отошли прочь.
Но постепенно суматоха утихла: налётчики собрались вокруг своего предводителя, туда же, к горе отобранных вещей, согнали они кучку рыдающих женщин. И тогда Айци начал говорить. Вроде бы, он не слишком-то и напрягался, но его невыносимо высокий голос далеко и чётко разносился в заполонившем мир тумане.
— Лэвали! Мы пришли к вам от Матери земли, которая для вас отныне Матерь змей. За ваше отступничество и грехи, за то, что вводите в дома ваши лошадей и пьёте из них отвратительное молоко, за то, что кланяетесь Хозяину коней, который есть проклятый Богозверь, Мать насылает на вас великие кары! И она бы совсем истребила род ваш с лица земли, не отринь некоторые из вас ваши мерзости, оставшись ей послушными. Потому вы повинны давать моим детям-змеям всё, что они пожелают: вашу пищу, и ваши вещи, и ваших дочерей, и сыновей!