Круг бушевал — мнения разделились. По большей части никому не хотелось покидать родные места и идти в неведомое, но неизбежность этого день ото дня становилась всё очевиднее. В последние годы к напасти засухи и голода прибавилась другая — ещё более страшная. Болезнь начиналась неожиданно: человек становился вялым и горячим, но говорил, что ему холодно, не мог работать, а потом и ходить. На теле его появлялись страшные кровоточивые нарывы. Потом из отверстий его тела начинала идти кровь, пальцы на руках и ногах чернели, и больной умирал в муках.
Хуже всего, что вскоре такая же участь постигала и многих из окружающих его. Никакие жертвоприношения богам и колдовские пляски не могли остановить беду. Оставалось лишь смириться с тем, что родные края прокляты, и покинуть их навсегда.
Но и тут был предмет для раздора. Разные вожди и старейшины предлагали разные маршруты ухода. Одни звали пойти обратно — той дорогой, какой сюда пришли предки. Но теперь в тех краях жили другие народы, не менее умелые и многочисленные, чем ореи, и это означало долгую войну с неясным результатом.
Другие звали идти прямо на заход солнца — за огромные лесистые горы, где, по слухам, лежала такая же привольная степь, как и здесь. Но путь через горы обещал быть очень трудным. Потому многие склонялись к третьей дороге — по берегу внутреннего моря и дальше, на восход. Там в горной стране были богатые рудники, откуда в степи шли металлы. Сейчас ореи выменивали медь у тамошних племён на свои многочисленные стада, но, если они пойдут туда всем народом, рудники можно будет просто захватить. А дальше расстилались те же самые, ставшие для ореев родными, травянистые степи. По настроению собрания Бхулак предчувствовал, что оно склонялось к этому варианту. Если, конечно, Пеку не убедит их остаться.
Но самого его, Бхулака, ни один из этих путей не устраивал — потому что у него был свой, проложенный Поводырём.
Поводырь вновь явился — как и все последнее годы — в образе огромного мужа с бычьей головой. Именно так в глазах ореев выглядел великий герой — предок и покровитель клана Быка. И, как всегда во сне, Бхулак забыл спросить у машины, зачем она это делает, хотя прекрасно знает, что ни в какого такого прародителя эмиссар не верит. В какой-то степени Бхулак ведь и сам был этим прародителем...
Но интересоваться причудами искусственного разума было недосуг — ситуация складывалась очень плохая. Бхулак понимал это, а Поводырь подтвердил его опасения.
— Примерно две трети ореев настроены на восточный путь, — сообщил ему Поводырь. — Около четверти можно убедить отправиться на запад или юго-запад. Даже остаться согласятся примерно столько же — при условии, что Пеку в ближайшее время так и будет лидером клана Волка. На север не пойдёт почти никто...
Бхулак и сам знал, что дела плохи — несмотря на всю проведённую им подготовительную работу, лишь горстка лично преданных ему воинов готова была идти нужным для миссии путём. Большая часть из них были его детьми и слышали его песню, эти пошли бы с ним куда угодно — хоть и в загробный мир. Впрочем, в сознании ореев северная сторона практически таковым и была.
Правда состояла в том, что и сам Бхулак вовсе не горел желанием покидать просторные степи ради дремучих непроходимых лесов, гибельных болот, туч мошкары летом и лютых холодов зимой. И он совершенно не понимал, зачем Поводырь гонит туда его и его народ.
— Ты должен больше работать через подчинённых тебе людей, твоих инициированных агентов, — настаивал Поводырь.
— Они и так уже делают всё, что могут, — мрачно ответил Бхулак. — Они готовы драться за меня, если будет надо, но уговорить народ идти в ледяные пустыни... Как можно вообще согласиться на такое, когда есть другие, гораздо более подходящие для жизни места?
— Не такие уж и пустыни, — заметил Поводырь. — Ты знаешь, что там живут многие люди.
— Жалкие дикие лесовики, — бросил Бхулак.
— Тем легче вам будет покорить их, — веско произнёс жуткий монстр.
Голос его и впрямь напоминал бычий рёв.
— Скажи, зачем это всё? — не выдержал Бхулак. — Какая тебе или тьюи от того польза?
— Ты не поймёшь, если я стану объяснять тебе подробно, — промычал Поводырь.
— Объясни просто, — настаивал человек.
— Как хочешь, — ответила машина. — Ты уж не раз видел, как твой народ приходит на новое место, включает в себя тамошних людей и вскоре появляется новый народ.
— Да, — кивнул Бхулак, — я видел это часто.
— Так будет и там, куда я тебя посылаю. Вы легко покорите этих, как ты их называешь, лесовиков. Вы возьмёте их земли и женщин, многие из мужчин станут служить вам. А вы будете от них узнавать, как лучше жить и вести хозяйство на новом месте.
— Так бывало и раньше, — согласился Бхулак.
— Через несколько поколений вы сольётесь в один народ, — продолжал Поводырь. — Но потом и он начнёт делиться. И вот, примерно через три тысячи лет от этого дня, из него возникнет несколько новых.
— Как ты всё это узнаешь? — вырвалось у Бхулака.
Вообще-то, он спрашивал это у Поводыря уже не в первый раз, и всякий раз тот терпеливо отвечал.
— Это следует из моих расчётов, основанных на доступной информации.
— Знаю, знаю, — закивал Бхулак. — Пророчествуешь.
Поводырь, надо сказать, был единственным пророком, предсказаниям которого он доверял — ибо не раз личным опытом был убеждён в их правдивости.
— Два из этих народов, самоназвания которых — как я предполагаю на основании анализа лингвистической изменчивости — будут звучать примерно, как «дойши» и «стлавана», за последующие ещё две-три тысячи лет в ходе борьбы и взаимодействия между собой создадут благоприятные для целей Нации условия.
— Понятно, — заметил Бхулак. — Станут слугами тьюи.
— Скорее, создадут для этого условия в дальнейшем, но можешь думать и так, — согласился Поводырь. — Однако, если ты сейчас не уведешь часть ореев на север, вероятностная конфигурация этногенеза изменится в неблагоприятную сторону, что потребует критической коррекции моей стратегии... То есть ничего, из того, что я сказал, не случится и мне придётся менять планы. А это крайне нежелательно.
— Думаю, тебе придётся совершить это колдовство, — пожал плечами Бхулак. — Ореи туда не пойдут. Они, скорее, убьют меня, если я начну их туда тащить.
— Всё ещё хуже, чем ты думаешь, — прогудел человекобык. — Прямо сейчас старший сын вождя клана Волка договаривается со своими сторонниками захватить власть над кланом. После чего он объявит себя верховным вождём и провозгласит поход на восток.
Совершенно невероятным это не было: в самые напряжённые моменты своей истории буйные и свободолюбивые ореи могли выбрать временного верховного вождя над всеми кланами и какое-то время ему подчиняться. Так пару раз было, например, во время войн с ещё могущественной Эратой. Один раз таким верховным был и сам Бхулак — правда, недолго. Но получится ли это сейчас у Кау, Бхулак сильно сомневался.
— Кланы не признают Кау, — проговорил он. — Пеку слишком уважают. Если он будет свергнут, ореи убьют Кау.
— Нет, если он докажет, что благословлён высшими силами, — ответил Поводырь. — А прямо сейчас он изменил своё сознание при помощи наркотического вещества и взывает к богу Грозы. Главный жрец клана Волка Квен поможет ему убедить ореев в том, что бог на стороне Кау.
А вот это серьёзно. Бог Грозы был настолько священен для ореев, что они даже никогда не называли его имя и обращались к нему лишь в самых важных случаях, помочь в которых все остальные высшие силы были бессильны. Свирепые степные воины трепетали перед этим грозным божеством, дарующим им победу, но и способным в один момент стереть жизнь и отдельного человека, и целого народа. Уже сам факт того, что некто, обратившийся к нему, не умер, был для них свидетельством, что бог Грозы благоволил этому просителю. Да ещё и Квен, всецело преданный Кау, покажет людям пару фокусов — на это он был мастером. Не то чтобы они с Кау сами не боялись бога Грозы — просто были слишком алчны до власти. Они пойдут на это — Бхулак даже не сомневался