Ди смотрела туда же, куда и я. Наши взгляды встретились, и в этот момент я отчетливо прочитал ее мысли. Только одно направление из двух правильное. Только один из порталов настоящий. И времени хватит только на путешествие в один конец.
-5
Страшно помнить, но горестно забыть.
Это относится ко всей моей жизни. Иначе и быть не могло. Сколько себя помню, я постоянно убегал от действительности в мир собственных иллюзий, хотел быть кем угодно, только не собой. Жить в какую-то другую эпоху, в другом мире, быть великим воином или бардом. Только не жить здесь, только не быть собой...
Мне семнадцать, а приходя сюда, все равно ощущаю себя беспомощным ребенком, каким был когда-то.
Наш дом построен на самой границе с лесом. Стоит отойти на триста-четыреста метров, и ты уже в дикой природе. Мне всегда это нравилось. Ну, почти всегда.
Это место для меня особенное. Лес, небольшое озеро...Огромное дерево с темно-зеленым стволом, со всех сторон заросшим мягким зеленым мхом. Этот удивительный слегка прелый, но одновременно свежий запах леса и хвои. Мы часто приходили сюда с мамой, до всего. Теперь мама вообще не ходит в лес. Для нее сейчас не существует ничего, кроме работы, работы и работы.
А тогда она была совсем другой. Любила смеяться, гулять по лесу. Именно она нашла это место и заставила отца построить здесь домик на дереве. Позже сама наносила сюда разных вещей, выкрасила гладкое дерево в темно-зеленый цвет, чтоб домик не был сильно заметен для посторонних глаз. Мы приходили сюда все лето и раннюю осень, представляя, что за нами гонятся какие-то духи, смеясь, забирались по веревочной лестнице на самый верх и чувствовали себя победителями, недоступными для любой беды. Тогда я еще действительно верил, что от беды можно убежать.
Подойдя к озеру, у которого я не был больше пяти лет, я испытываю странный дискомфорт и совершенно необъяснимую тревогу. Честно говоря, мне с трудом удалось найти в лесу заросшую тропу. Слишком много времени прошло с тех пор, как я был здесь в последний раз. Мне было одиннадцать. И это был последний вечер, когда я плакал. А после этого моя жизнь резко изменилась, и я стал делать все для того, чтобы ничем не отличаться от других.
Озеро покрылось шаром тины и заросло травой. Теперь оно скорее похоже на болотце, но здесь все равно красиво, и с этим не поспоришь. Веревочная лестница все еще здесь. Слегка дернув за нее и убедившись, что она не лопнет под моим весом, и полез наверх. Ветка, к которой была привязана лестница, трещала и скрипела подо мной, но выдержала. Как только я ступил на гладко отполированный дощатый пол, на меня нахлынула новая волна воспоминаний.
Кем только я не бывал, стоя на этом дереве. И непокоренным Тарзаном, властелином диких джунглей и царем обезьян, и кровожадным пиратом, попавшим в плен к местным туземцам и едва избежавшим съедения, и лесным духом, и привидением, и королем разбойников, отважным Робином Гудом, и даже космонавтом, снисходительно наблюдавшим за планетами с борта своего летательного аппарата. Это место прямо-таки пропитано моей жизнью и моими мечтами. Когда я был ребенком, я был уверен, что могу иметь все, что угодно, стать, кем угодно, стоит этого лишь пожелать. После того, как мама ушла, мой привычный мир рухнул, и мне пришлось из обломков стоить новый.
Мне нужно попасть внутрь.
Именно для этого я и пришел сюда. На двери все тот же большой амбарный замок, ключ от которого сейчас висит у меня на шее. За пять лет замок заржавел, и это вообще огромное везение, что ключ в нем хотя бы поворачивается. Ну вот, дверь заклинило. Приходится надавить на нее плечом и стукнуть ногой, чтобы она открылась.
Дверь со скрипом распахивается, пропуская меня внутрь мира забытых грез. Излишне поэтично? Ну, я же все-таки поэт в каком-то роде и даже написал с десяток песен для своей группы. Я оказываюсь в темной небольшой комнатке. Крыша протекла, и пол заметно прогнил, как и немногочисленная мебель, оставшаяся здесь. Я подхожу к маминому старому пианино и аккуратно провожу рукой по его гладкой поверхности. К несчастью, я так и не научился играть на нем. Оконная рама перекосилась, занавески превратились в лохмотья, ярко-желтая и зеленая краска облупились, что только усиливает вид заброшенности. В углу сваленные мои детские игрушки: медведь с глазами-пуговицами, поломанный робот, железная дорога и несколько сдувшихся мячей. Делаю еще шаг, и пол проваливается подо мной, так что только чудом успеваю отскочить назад. Придется быть осторожнее. Теперь, тщательно простукиваю пол перед тем, как наступить.
То, что мне нужно, лежит в самом дальнем углу, в сундуке возле окна. Чтобы перейти из одного конца комнаты в другой, у меня уходит минут пять, что меня откровенно бесит.
Вот я и на месте. Открываю сундук и достаю оттуда то, ради чего решился нарушить собственное слово и вновь прийти сюда. Это всего лишь крошечная черная коробочка, оббитая изнутри бархатом. Такие можно найти в каждом ювелирном магазине. На несколько секунд мое сердцебиение замедляется, а затем я открываю крышку, чтобы убедиться, что оно по-прежнему здесь. Маленький серебряный кулон в форме ромба, только чуть перевернутый, в центре которого молния, пересекающая круг. Сам ромб серебряный, а рисунок сверху выполнен на голубой эмали. Простая безделушка. Ничего особенного, и много денег за нее точно не дадут, но для меня она важна, как ничто здесь.
Как только кулон оказался в моих руках, я немного успокоился. Раз он все еще здесь, и его никто не тронул, возможно..., возможно она ошиблась, и ничего такого не случится. Либо они просто еще не успели...
В любом случае мне больше незачем здесь оставаться. Осторожно пробираюсь к выходу, но доски больше не рушатся. Спускаюсь по лестнице и совсем успокаиваюсь, касаясь ногами твердой земли. Домик разрушился от старости. Вещи лежат точно в таком же беспорядке, как и во времена моего детства. Здесь никого не было, никому не нужен этот чертов кулон, и, что самое главное, теперь я могу спокойно убраться отсюда. Как можно быстрее пробираюсь сквозь заросли, мне не терпится оказаться как можно дальше. По тропинке я едва ли не бегу, словно меня кто-то преследует. У дороги припаркован мой мотоцикл Suzuki 1994 года, не самый крутой, но зато всегда на ходу и купленный на мои деньги, а не выпрошенный у отца. Как только разбогатею, куплю себе Harley Davidson, или хотя бы какой-нибудь Kawasaki ER 6f, у меня в комнате даже плакат висит.
Мой старик сразу же заводится, и я стремительно набираю скорость. Слева остается мой дом, но мне не особо хочется туда возвращаться. Сейчас есть дела повеселее. Меня ждут в одном из «наших» клубов. Выступления сегодня не будет, зато можно будет напиться. Последнее время я порядком устал и от выступлений, и от группы. Хочется просто забиться куда-нибудь в темный угол и переждать, пока хандра сгинет, ну или залить ее чем-нибудь покрепче.
Кулон болтается у меня на шее на кожаном шнурке. Непривычное ощущение. Я не из тех парней, кто навешивает на себя десять килограмм металла, хоть и рокер. Единственные мои украшения - ирокез, татушка на спине да серьга в левом ухе.
Паркуюсь на закрытой стоянке у клуба. Время семь часов вечера. Оставляю мотоцикл и захожу в клуб. Людей здесь почти нет, кроме обслуживающего персонала, которые вечно бегают и суетятся. Понятное дело, никого из наших еще нет. У входа рассеяно киваю бармену.
Бэк - высокий, плечистый детина с лысым черепом, татуировками и длинной бородкой, носящий исключительно кожу и черные футболки.
- Дэйв, какими судьбами?
Перевожу: какого хрена приперся в такую рань.
- Личная встреча, так сказать. А что здесь за суета такая?
Одна из официанток, хорошенькая девушка лет восемнадцати, едва не сбивает меня, неся поднос с напитками, и я отскакиваю в сторону, попутно ловя поднос.
- Ой, извините, пожалуйста, я..., - узнает меня и заливается краской.