– Навешивают им приемодатчики, что же еще. Именно с этой целью и затеяли весь этот проект.
– Господи, столько труда – и зачем?
– Вот и я тоже спрашиваю, – вмешалась Гогетта, обнаружившая наконец третьего собеседника. Сеть – вещь очень полезная, тут нет никаких сомнений. Сеть учит и воспитывает, приобщает к достижениям культуры и развлекает. Но слушать ощущения каких-то там полуразумных тварей, почти животных, – нет, просто ума не приложу.
– Но как же они прекрасны, эти животные! – хихикнула Мариво. – Впрочем, мы немного отвлеклись. Вы, – она снова обращалась к чиновнику, – воспринимаете драму “Атлантиды” очень ограниченно, в узенькой полосе среднего диапазона. Вы не чувствуете такие мелкие, но неизмеримо важные вещи, как боль в ладони, обожженной тросом, как запах океана и прохладное дуновение соленого бриза. Вам недоступны и мощные переживания актеров, “ вы о них только догадываетесь по внешним проявлениям. Спектакль оставит вас почти равнодушным, так что я ограничусь показом двух его второстепенных персонажей – хирурга и тралмастера. Никто уже не помнит, как их звали, поэтому я дам трал-мастеру экзотическое имя Андерхилл, а хирурга назову Гого – в честь своей драгоценной сестрицы.
Гогетта стукнула Мариво по плечу, сестры расхохотались и исчезли с экрана.
Того сунула пистолет в кобуру, отерла рукой вспотевший лоб, посмотрела вверх. На фоне ярко-синего неба четко вырисовывались черные решетчатые башни двух подъемных кранов; между кранами, вровень с их верхушками, висел Калибан – круглая, чуть подтаявшая с краю льдина. Затем она посмотрела вдаль, где черными поплавками плясали на воде головы оборотней.
– Господи, – сказала Гого, подойдя к ближайшему излучателю, – какие же они красивые.
Андерхилл на мгновение оторвался от экрана, широко улыбнулся.
– Последний заброс. Обработаем этих, и все, конец.
Рука тралмастера опустилась на пульт, тронула одну из ручек. Излучатель плавно развернулся, а вместе с ним и белая пенная полоска, ярко, словно мелом по линейке, прочертившая поверхность океана – верхний край пузырьковой завесы.
– Видишь, сколько их там, целое стадо, – снова обернулся он к Того и тут же взялся за микрофон:
– Ноль-один, и сближаем!
На экране появился второй оператор, он разворачивал свой излучатель в противоположном на правлении.
– Есть ноль-один, и сближаем.
Черные пятнышки то появлялись на воде, то вновь исчезали; пенные линии постепенно сходились.
– Ребята, ребята, – бормотал себе под нос Андерхилл, – вы, конечно, очень хитрые ребята, но не надо никуда убегать.
Оборотни, оказавшиеся в растворе гигантских белых ножниц, устремились в открытое море. Некоторые из них отбились от основной стаи и прорвали пузырьковую завесу.
– Ну вот! – вскрикнула Того. – Уходят, они же все уйдут!
Веселая, уверенная улыбка Андерхилла. Его рука небрежно откидывает волосы со лба.
– Нет, эти у нас уже побывали. Теперь, с твоими микрочипами в голове, они понимают, что сеть не страшная, что сквозь нее можно пройти.
Того возбужденно суетилась, чуть не подпрыгивала. Сейчас она казалась очень юной, почти ребенком.
– Да? А ты точно знаешь? Господи, да конечно, что же я за дура такая.
– Успокойся, успокойся. Пусть даже некоторые уйдут – ну что тут такого страшного?
– Их же осталось совсем мало, – вздохнула Гого. – Совсем-совсем мало. Нужно было навесить им эти чипы еще раньше, на берегу.
– На берегу нельзя, – ответил Андерхилл, не отрывая глаз от экрана. – Их там не поймаешь. Ноль-три, продолжаем сближение.
– Ноль-три, продолжаем сближение. Белые линии сходились все ближе и ближе.
– Иногда я сомневаюсь, а стоило ли все это затевать? – задумчиво, словно сама у себя, спросила Того.
– Ты что, всерьез? – изумленно вскинул глаза Андерхилл.
– Мы же делаем им больно. Я делаю им больно.
– Не так давно туземцы были на грани вымирания. – Андерхилл напряженно смотрел на экран. – По нашей, кстати, вине. Неразумная политика, завезенные нами болезни, – Господи, да в первые годы на них даже охотились. А потом дело резко изменилось к лучшему. Знаешь, с какого момента?
– С какого?
– С того, когда первого туземца подключили к сети. Когда люди смогли прочувствовать их чистоту и жизненную силу. Когда…
– Когда люди смогли мчаться вместе с оборотнями сквозь волшебство ночи, вместе с ними охотиться, вместе с ними спариваться… – Гого осеклась и густо покраснела. – Ну да, конечно, в этом есть что-то извращенное…
– “Что-то”? – презрительно фыркнула Гогетта. – Не “что-то”, а самое что ни на есть извращение.