Неизвестно, сколько еще продлится этот полет, и поэтому, пока ничего не происходит, можно немного и отдохнуть от ночных потрясений и переживаний.
Фурс родился и вырос в стенах ордена. Его отец был одним из сержантов, а свою мать он никогда не видел и не знал о ней ровным счетом ничего. Отец обмолвился как-то раз, что та умерла при родах. Вполне возможно, что так оно и было, а может быть и нет… Он рос в интернате при ордене, и никто из его друзей ничего не знал о своих матерях. Зато об отцах знали все и гордились ими, стараясь походить на них и подражать им во всём.
В отличие от тех, кто приходил в орден уже в зрелом возрасте со стороны, дети, выросшие в стенах интерната, имели особые привилегии. После окончания обучения и сдачи жесточайших экзаменов они становились впоследствии сержантами, а если они еще преуспеют в службе, то в будущем и офицерами.
Отец ушел из жизни рано, когда Фурсу еще не исполнилось и двенадцати лет, и дальше карабкаться по служебной лестнице ему приходилось всегда самому. Детские годы прошли в постоянном учении и жесточайшей муштре. Обучали всему: умению понимать природу и выживать в самых невероятных условиях, умению сражаться и быть бесстрашным, умению, как правильно вести себя в светском обществе и добывать нужную информацию по косвенным признакам и уликам, умению руководить подчиненными и много чему другому. И надо ли говорить о том, что всё это было замешано на преданности и беззаветной вере в трех богов, среди которых их орден особо выделял Меркула.
Некоторые из сверстников Фурса не выдерживали, и их отчисляли из интерната, некоторые погибали, но те, кто выживал и доходил до конца, становились крепкими, как сталь, и таким потом не страшен был ни враг, ни демон. К ним себя относил и сам Фурс, пока воочию не увидел настоящих Солнцеликих.
К Неуязвимым сам лейтенант относился нейтрально, без какого либо особого почтения и придыхания. Наряди лучших бойцов его ордена в такую же точно броню, как у Неуязвимых, обучи их, как надо ей правильно пользоваться, и еще неизвестно, кто из них проявит себя лучше, но вот Солнцеликие… это… это совсем другая порода…
Усталость и ночное нервное напряжение взяли свое, и лейтенант постепенно провалился в сон.
* «Ухо Сокмака» — ушные горошины, значительно усиливающие слух.
** Шитат — метательный нож с двумя лезвиями и рукоятью
посередине.
Глава 10
Топь
Примерно часа через три блужданий по лесу Марк сделал привал, попросил всех оставаться на месте, а сам юркнул в близлежащие кусты и пропал примерно на час.
Появился он совсем с другой стороны и с довольной улыбкой на лице.
— Пойдем, — негромко позвал он всех за собой, — я нашел хорошее место. Отдохнем там до наступления темноты и подготовимся к ночному переходу. Тут рядом, не больше километра…
Идти и вправду пришлось совсем недалеко.
Метров через шестьсот все дружно полезли на небольшой пригорок к одиноко стоявшему гигантскому дереву. Такое дерево местные жители называли Каво, и его ствол поднимался вверх на добрых полторы сотни метров. В этот раз лезть на само дерево не пришлось. Наоборот. Марк уверенно направился к его огромным корням, торчавшим из-под каменистого грунта.
— Кто-то уже не раз пользовался этим местом, — махнул он в сторону корней, — но я думаю, мы на это тоже имеем право.
Из-за того, что дерево росло на краю холма, часть его внушительных корней выбилась из-под земли и нависла над склоном, создавая некоторую пустоту под ними. Вокруг рос густой кустарник, и он надежно скрывал такое необычное укрытие от посторонних глаз.
Марк свободно прошел между отростками корней, каждый из которых не под силу обхватить даже Солрсу или Гунту. Под корнями свободное пространство, которое можно даже назвать обжитым.
Грубо сколоченная из неотесанных бревен скамейка и низкий стол. В дальнем углу небольшая вязанка тонких сухих веток. За пределами укрытия небольшое кострище.
Места под корнями много, хватит на всех, так что можно свободно прилечь и отдохнуть, не мешая друг другу.
— Отдыхать! — приказал Гунт. — Кто хочет перекусить, — ешьте. Но поспать надо всем, эта ночь, судя по всему, будет не из легких.
— Отдыхайте, я посторожу, — вызвался Кирт и напялил на голову свой визор. — Выпущу своего дрона, буду смотреть за местностью, если что всех разбужу. Отдыхайте.
Возражать никто не стал и, наскоро перекусив, все, кроме профессора, завалились спать. Тревожная ночь и поспешное бегство со стоянки требовали отдыха и восстановления сил для предстоящего ночного рывка.