Есть два качества, внести которые в нашу работу с духовным учителем важнее всего. Это здравый смысл и искренняя самоотверженность. Обладая здравым смыслом, мы не станем чрезмерно идеализировать учителя или практику; мы не изменим себе или своему здравому суждению. Здравый смысл есть уважение к самим себе и готовность видеть вещи ясно.
Искренняя самоотверженность – второй ключ к работе с учителями, каким бы ни был стиль их практики. Золото – вот, чего ищет учитель в лучших свойствах своих учеников. Проявляя самоотверженность, мы вносим свою полную энергию в следование пути и его дисциплине, – такой как молитва, – в прохождение через его неизбежные трудности и заблуждения. Когда мы сочетаем серьёзную и искреннюю приверженность практике с умелым руководством учителя, радости и затруднения, с которыми мы встречаемся, продолжают озарять наш путь.
Работая с учителем, чтобы научиться некоторой духовной практике, мы одновременно развиваем взаимоотношения с учителем; эти взаимоотношения также требуют нашей самоотверженности. В них мы учимся доверять учителю, практике и самим себе на всё более глубоких путях. Снова и снова нас просят упорно добиваться развития практики пребывать в ней, отдаться ей, полностью внести своё сердце и свою энергию в практику и в учителя. Мы можем задавать любые вопросы, какие найдём необходимыми, а затем изо всех сил стараться найти на них ответы; и мы сами увидим, что произойдёт после нескольких лет искренней практики.
Далай-лама говорит, что лучше всего мы можем сказать, действует ли наша практика, посмотрев на её результаты через пять, десять или двадцать лет. Возможно, ему легко говорить это после четырнадцати жизней в качестве далай-ламы В таком же духе мулла Насреддин сказал женщине, которая с гордостью возвестила, что её сын завершил ученье: «Несомненно, госпожа, Господь пошлёт ему ещё!» Именно в нашей настойчивости и преданности практике имеет место подлинный духовный рост.
Как нам можно извлечь наибольшую пользу из своих взаимоотношений с учителем? В Азии и в традиционных духовных культурах Запада люди знают, каким должно быть их внешнее поведение: как кланяться, как формально выражать уважение, что следует предлагать, что можно будет получить. Они также знают, какие вопросы учителю или гуру будут наиболее уместны, чего в действительности ожидать от их руководства нами. В отличие от культур, где существует общее знание правил одной духовной традиции, здесь, в Америке, изучающие не знают, чего ожидать. Это помогает им прямо осведомиться у учителя и старших учеников, как лучше всего вступить в сообщество, каковы формы регулярного контакта между учителями и учениками; каким образом учитель может быть доступен; что нам следует делать в трудные времена. Чтобы получить пользу от учителя, мы желаем выяснить, как сделать, чтобы этот человек лучше всего нас узнал, где и когда говорить с ним, так чтобы он мог вести нас по нашему личному пути. Мы должны стать доступными для получения его водительства, для установления обратной связи и получения помощи в тех местах, где мы стеснены или испуганы, для внесения чувства равновесия, когда мы его утратили.
Способность вернуть изучающих к равновесию – одна из способностей искусного учителя. Мой собственный лесной мастер ачаан Ча говорил, что это было самым большим из того, что он делал как учитель. Однажды я спросил его, почему он даёт кажущиеся такими противоречивыми наставления разным ученикам в разные периоды времени. Мне это казалось непоследовательным и непрямым, не способствующим истинному просветлению. Ачаан засмеялся и сказал: «Путь не таков. Вот на что похож Путь, которому я учу: я гляжу на тропу, которую хорошо знаю, а ученик передо мною вот-вот упадёт в канаву на правой стороне или сойдёт с верного пути на тропинку, ведущую вправо. И тут я кричу ему: „Налево, налево!“ Потом, через некоторое время, тот же ученик или другой идёт по тропе в тумане; он может вот-вот упасть в канаву на левой стороне или сойти с пути на тропинку слева. Опять же я кричу ему: „Направо, направо!“ Так я напоминаю им о тропе всякий раз, когда они с неё сходят. Некоторым образом это и всё, что я делаю».
Умелое руководство нашей практикой поддерживает наше присутствие, помогает нам раскрыться; разумный учитель приводит в действие силу и мудрость изучающего. Такой учитель может сострадательно указать на величайшие затруднения в нашем собственном характере, требовать от нас трудных действий и быть достаточно заботливым для того, чтобы пробудить наше величие.
Ачаан Ча часто требовал от своих учеников трудных действий, таких как традиционная аскетическая дисциплина, большое самоотречение или трудная практика; надо было день за днём делать то, что велено, желал этого ученик или нет. Тогда ачаан ходил по монастырю, и если ему казалось, что кто-то переживает тягостные минуты, он бочком подбирался к нему и спрашивал: «Сегодня страдаете?» Если ему отвечали «нет», тогда он говорил: «Ну что ж, приятного вам дня!» А если мы говорили «да», он спрашивал: «Интересно, кто в этом виноват?», – улыбался и уходил. Или же он мог сказать: «А что, есть ли здесь кто-нибудь, чувствующий привязанность?» – и уйти. Он продолжал возвращать нас к пониманию наших собственных переживаний, к открытию своей запутанности, к тому, каким образом и мы могли бы научиться быть свободными.
Превосходный учитель всегда вносит дух пробуждения самим своим существом. Одно из самых тёплых и трогательных воспоминаний о моих годах с ачааном Ча, который более тридцати лет руководил монахами шестидесяти монастырей в джунглях и лесах Таиланда, – это воспоминание о том, каким было его присутствие в случаях наших затруднений. Когда мы всю ночь сидели без сна, он сидел тут же вместе с нами. Когда мы очищали в лесу пешеходные тропы, он учил нас делать из бамбука метёлки и превращать подметание в прекрасную медитацию. Он был с нами и тогда, когда мы подметали и чистили весь монастырь перед праздничными днями. Даже в далёком пещерном монастыре, где богатый покровитель предложил построить на вершине горы огромный зал для медитации, он приходил вместе с нами на работу, когда монахи расчищали пространство для дороги ко вновь создаваемому центру. Помню, как вовремя холодного сезона в одной из самых холодных частей Таиланда я прошёл босиком вместе с ним по лесу более пяти миль, чтобы получить скудное подношение пищи в наши чаши от жителей бедной соседней деревни. Было очень холодно, всего несколько градусов выше нуля; и мои зубы стучали, обритая голова казалась обледеневшей; и чтобы хоть немного прикрыться от ветра, я завернулся в своё единственное полотенце, обмотавшись им сразу под хлопчатобумажным монашеским одеянием. Когда мы пришли в деревню, ачаан Ча повернулся ко мне и улыбнулся. «Холодно?» – спросил он. «Да, замерзаю, – ответил я. – Не знаю, смогу ли выдержать, если будет хуже». Он улыбнулся и сказал мне: «Да, холод пробирает до костей, пробирает до костей!» Я был так благодарен ему за то, что он оказался там со мной.
Тот же дух проявлялся у одного старого монаха, мастера риндзай-дзэн, у которого я учился. Я принял участие в нескольких строгих курсах длительностью в неделю, где мы с раннего утра до позднего вечера сидели неподвижно, работая над коаном; допускались лишь краткие перерывы для ходьбы и приёма пищи. Сначала я испытал разочарование из-за того, что мастер не сидит с нами; но потом я узнал, почему это так. Он сидел в другой комнате, за медитационным залом, и ежедневно проводил четыре или пять собеседований с каждым из пятидесяти учеников. Хотя в течение каждого дня ему приходилось проводить более двухсот бесед, всякий раз когда я его видел, он проявлял более полное присутствие и большую ясность, чем проявлял их я в любое время в течение курса. Он действительно находился с нами.