В большинстве своём учителя, признают они это или нет, бывают только частично просветлены, только частично пробуждены. Буддийские учения перечисляют отдельные стадии пробуждения, в которых сначала изменяется понимание, а характер – гораздо позже. Поэтому после первых переживаний мы способны читать подлинно вдохновенные лекции о пробуждении; но только гораздо позднее на пути мы преображаем корни своих глубочайших желаний, агрессивности, страха и эгоцентризма.
Нигде это не проявляется более очевидно, чем в области сексуальности. Сила сексуальности огромна – она создаёт всё человечество; именно эта творческая сила танцует внутри всей жизни. И всё же она остаётся исключённой из большей части духовной жизни. Это обстоятельство оказалось разрушительным.
В надежде внести в эту сферу жизни сообщества большую раскрытость и осознание, несколько лет назад я написал статью для «Журнала йоги», озаглавленную «Половая жизнь гуру». Я взял интервью у пятидесяти трёх мастеров дзэн, лам, свами, у их старших учеников, расспрашивая их о половой жизни и сексуальных взаимоотношениях учителей. Моё открытие оказалось весьма простым. Это делают птицы, это делают пчёлы, это делает и большинство гуру. Как и в любой группе людей внутри нашей культуры, их сексуальная практика была разнообразной: среди них были гетеросексуалы, бисексуалы, гомосексуалы, фетишисты, эксгибиционисты, моногамисты и полигамисты. Были учителя, давшие обет безбрачия и счастливые; были безбрачные и несчастные; были женатые последователи моногамии; были такие, у кого имелось много тайных связей; были учителя, скрывавшие свою распущенность; были такие, которые её не скрывали; были учителя, сделавшие сознательные и преданные сексуальные взаимоотношения аспектом своей религиозной жизни; и были многие другие учителя, не более просветлённые или сознательные по отношению к своей сексуальности, чем кто-либо другой из их окружения. Большей частью просветление многих этих учителей не затрагивало их сексуальности.
В соответствии с традицией, в Азии обеты и предписания морали оберегали учителей и учеников от неправильного поведения в половой сфере и в других областях жизни. В Японии, Тибете, Индии и Таиланде существуют предписания против вредных последствий воровства, лжи, сексуальной распущенности или злоупотреблений опьяняющими веществами; их понимают и им следуют все члены религиозного сообщества. Даже там, где некоторые предписания были смягчены или видоизменены (к примеру, дозволенность выпивки в Китае или в Японии), каждый понимает определённые нормы культуры для поведения учителей. Целостные сообщества поддерживают эти нормы, в частности, скромной одеждой, предохраняющей учителя и учеников от сексуального интереса, а также совместным признанием надлежащих ограничений в применении опьяняющих веществ или власти.
В современной Америке часто обходятся без этих правил; и ни телевизионные проповедники, ни духовные учителя с Востока не имеют чётких правил поведения по отношению к деньгам, власти и сексу. Наше общество несёт учителям деньги или предлагает им огромную власть, не требуя при этом каких-либо явственных установок. На Западе алкоголь и наркотики употребляются свободно, без каких-либо значительных угрызений совести; не обладая чёткой преданностью традиционным монашеским установкам, кто должен сказать, сколько следует пить учителю? Духовная практика без какой-либо общей приверженности традиции, предписаниям и обетам может увести в сторону как учителей, так и учеников. И как для долговременной пользы учителей, так и для блага учеников, сообществам нужно внести ясность в свои обеты.
Искушения сексуальности, власти, денег и опьяняющих веществ весьма велики. Один сорокапятилетний бирманский мастер, которого мы пригласили на большой интенсивный курс буддийской медитации в пустыне Южной Калифорнии, пережил шок, увидев, как одеваются американцы. Это был его первый интенсивный курс на Западе; жара вынудила большинство учениц носить футболки и шорты. Для этого учителя, который со времени принятия сана в четырнадцатилетнем возрасте видел женщин только одетыми в длинные юбки и блузы с длинными рукавами, курс оказался похожим на низкопробное зрелище. Несколько дней в зале для медитации или во время собеседований он даже не поднимал глаз. Хотя и с трудом, он в конце концов как-то приспособился к обстоятельствам, но обстановка всё ещё оставалась вызовом его невозмутимости.
Перенос и проекции.
Для дальнейшего понимания трудностей учителей и сообществ мы должны признать, что в духовных взаимоотношениях действуют значительные силы идеализма и проецирования. «Перенос», – как это явление называется в западной психологии, – представляет собой бессознательный и очень мощный процесс, в котором мы переносим или проецируем на какую-нибудь авторитетную фигуру, на мужчину или на женщину, атрибуты некоторого значительного лица нашего прошлого, часто кого-то из наших родителей. Подобно маленьким детям, мы склонны видеть в такой фигуре только хорошее или только плохое – и поступаем так, пока не сумеем понять, насколько сложными могут быть люди. Мы надеемся, что о нас позаботятся, возьмут на себя наши проблемы; или мы боимся, что нас осудят, как это когда-то делали наши родители; или мы видим в таких фигурах то, что хотели бы получить от своих родителей.
Люди проецируют на своих родителей очень многое. Хороший образец для понимания этого явления – образ влюблённости. Мы оказываемся «влюблены» в своих духовных учителей. Мы ищем место для любви, совершенной доброты и совершенной справедливости – и, находясь в состоянии такого глубокого стремления, проецируем этот образ на какую-то другую личность. Будучи духовными романтиками, мы воображаем, что наши учителя – то, чем мы хотим их видеть, вместо того, чтобы видеть их человечность. Эта склонность особенно сильна у тех учеников, которых семья и школа приучили никогда не задавать вопросов, а вручать власть над собой авторитетным личностям.
В духовных сообществах редко обращают внимание на перенос, тогда как в психологических и терапевтических взаимоотношениях это явление намеренно обсуждается, так чтобы клиенты могли в конечном счёте прийти к реалистическому отношению к терапевту и окружающему его миру.
Перенос и идеализация оказывают сильное влияние и на учителей, и на учеников. Они создают климат нереальности и зачастую питают изолированность учителя. Когда учитель неустойчив или одинок, проекции учеников усиливают эти чувства. Сходным образом, когда ученики видят учителя совершенным, учитель может оказаться обманутым.
Учитель может оказаться в окружении обожающих его поклонников – и в то же время не иметь равных себе, никого, с кем он (или она) мог бы поговорить открыто и честно. У него может быть лишь ограниченная личная жизнь; он всегда как бы находится на посту, удовлетворяя духовные нужды сообщества. Часто он оказывается учителем а также матерью, отцом, исповедником, целителем, администратором, мастером и воспитателем, причём все эти функции соединяются в одном человеке. Лишь немногие люди понимают, до какой степени учителя могут в своей роли оказаться изолированными; особенно часто это бывает в тех сообществах, где они остаются единственными признанными руководителями. Процесс переноса усиливает эту изоляцию и выступает в качестве одной из главных причин неправильного поведения учителя. Спустя некоторое время внутри учителя проявятся неудовлетворённые потребности и незаконченные дела, и всё это будет ввергнуто в пламя сообщества.
Один мой знакомый, мужчина средних лет с мягкими манерами, внезапно оказался брошен на роль учителя – после того, как его гуру в Индии велел ученикам подчиниться его руководству. Сначала он учил их с восхитительной силой и смирением; но по мере того, как к нему приходило всё большее число новых учеников, он оказался как бы унесённым своей ролью; неустойчивый характер привёл его к попыткам демонстрировать психические силы, которыми он не обладал, а также искать утешения в сексуальных контактах со своими поклонницами-женщинами. Он оправдывал обе эти особенности своего поведения, объясняя их как часть некоего «высшего учения». Так он оказался уловлен переносом.