— Я это сделаю, милорд.
Барон сразу же отправился к Дарберну.
— Ваша светлость, ваш брат приказывает взять юного Эйгеля, брата гендованского барона Севир в вашу личную сотню.
— Вот как? И кем же?
— Мальчиком — посыльным.
— Слово моего брата — мое слово. И я не буду отменять это решение. Брату виднее. Хотя… не мешало бы разобраться во всем этом. Пригласите этого баронета. Бывшего баронета…
Спустя час Эйгель стоял, опустив голову перед ларским графом. Тот долго смотрел на подростка, не начиная разговора. Дара раздирали противоречия. Он не мог понять причин решения Сашки.
— Твой брат уже в темнице моего замка. Ты это знаешь?
— Нет, милорд.
— А за что его схватили и завтра казнят, знаешь?
— Да, милорд.
— Он не погибнет от меча, как полагается благородным. Его ждет бесчестная смерть. Смерть, которая полагается рабам. Но его не просто посадят на кол. Это слишком быстрая смерть. Он умрет по — хаммийски. Будет корчиться день, два, три. Сколько протянет. Жаль, что я не могу его казнить несколько раз. Очень жаль… Это он отправил моего брата храмовникам?
— Да, милорд.
— Ты присутствовал при этом?
— Да, милорд.
— И что делал?
— Ничего, милорд. Я молчал.
— Не просил за моего брата?
— Нет, милорд.
— А когда он приказал дать пятьдесят плетей брату, тоже молчал?
— Нет, милорд… Это я приказал начать исполнение. И двадцать плетей из пятидесяти были моими.
— Даже так? Яблоко от яблони… И как тебе, понравилась экзекуция?
— Я… не смотрел. Только слушал. Я хотел сам его бить, замахнулся, но не смог и убежал за угол. Но все слышал. И… я злорадствовал.
— А когда ты узнал, что он не раб, а виконт, что он мой брат?
— Уже после того, как милорд Ястред его освободил. От господина Хелга.
— И сразу же помчался в Храм Клятв?
— Нет, через три дня, как мы прибыли в Брейден.
— Но успел. Ловкий мальчик. И ты думаешь, раз успев сообщить в Гендован о том, что моего брата увели храмовники, ты теперь чист?
— Нет, милорд.
— Вот как. Картина полного раскаяния… Маленький негодяй. Нет, ты не маленький, ты большой негодяй. Мерзавец почище своего братца. Такой же, только похитрей и поизворотливей. Думаешь, что раз отказался от прошлого и показал раскаяние, то все забудется?.. Я редко клянусь, но сейчас я тебе точно обещаю, что завтра ты получишь по заслугам. Я надеюсь, что буду в течение нескольких дней слышать твои хрипы и стоны.
Лицо Дара искривилось.
— Барон!
— Да, милорд.
— Отведите этого мерзавца в подвал. Передайте начальнику стражи, пусть посадят к его брату, а на завтра готовят второе место на помосте.
— Слушаюсь, милорд.
— И пусть потом, когда начальник стражи все выполнит, он зайдет ко мне…
Командир личной сотни графа Ларского повел Эйгеля по коридорам замка, спустившись на его первый этаж. Здесь Компес, оставив мальчишку под присмотром стражника, зашел в одну из комнат. Вскоре он возвратился вместе с высоким бородатым мужчиной. Барон ушел, а мужчина стал рассматривать Эйгеля, стоявшего опустив голову.
— Да…, — наконец произнес мужчина. — Демус, — обратился он к стражнику, — отведи это отродье к гендованскому барону и посади его на цепь.
— Рядом с ним, ваша милость?
— Да, в другом конце камеры. Теперь им не суждено расстаться.
Стражник грубо схватил Эйгеля за шею и потащил сначала вдоль по коридору, а затем свернул по лестнице вниз, в подвал замка. Там он передал мальчишку двум местным надсмотрщикам, сообщив о приказе начальника стражи. Один из них подтолкнул Эйгеля к двери в камеру, которую уже отпирал второй. Второй, войдя внутрь, зажег факелы, торчавшие в стенах темницы, а первый надсмотрщик толкнул Эйгеля через порог.
Мальчик удержался на ногах и застыл. Справа на полу сидел его брат, прикованный за руку и ногу. Тем временем второй надсмотрщик уже толкал Эйгеля к левой стене, с которой свешивались толстые ржавые цепи. Такие же цепи были вделаны и в пол. В камеру вошел первый, неся в руках нехитрый кузнечный инструмент. Эйгеля, надавив ему на плечи, посадили на грязный пол. Первый надсмотрщик подхватил с пола одну из цепей, умелым движением вдел ногу Эйгеля в кольцо и забил большую заклепку, обхватив кольцом ногу. То же самое он проделал и с его рукой, вдев ее в кольцо цепи, приделанной к стене. Погасив факелы, надсмотрщики ушли, громко лязгнув замком. Камера погрузилась в темноту.
Эйгель сидел на холодном полу и плохо соображал, в голове странно стучало и пульсировало. Всё надвинулось на него столь стремительно, что он не успел даже испугаться. А пугаться было чему. Ведь завтра его казнят. О, боги! Неужели это правда? Нет, трудно в это поверить, но вот свидетельства этому: темница, цепи и до сих пор не забыть жестокие стальные глаза графа. Мне ведь всего пятнадцать… и завтра смерть. Он вспомнил другого мальчика, своего ровесника, мальчика, который мог стать его другом. Тот тоже этой весной ждал смерти. Ксандр! Он брат графа! Может быть, он его спасет? А почему он должен его спасать? Опять спасать, в который раз. Это же ты приговорил его к плетям, и ты отдал приказ началу жестокого избиения, от которого редко кто выживал. И еще злорадствовал, когда слышал свист хлыста и крики Ксандра. Значит, завтрашняя смерть заслуженна. И зачем Ксандру тебя спасать? Но ты же его потом спас. И даже дважды. Как и он тебя два года назад. Так что сейчас вы квиты. Но может все — таки?.. Нет! Граф же поклялся, а клятва коронованной особы священна, нарушить ее нельзя. Он ни разу не слышал о таких случаях. Ни разу…