С тех пор несколько недельных порок девчонка пропустила. А заявилась она, когда мельник выдал Сашке новую одежду. Старая уже совсем превратилась в лохмотья, да и Пантюх каждый вечер, укладываясь спать, ругался на Сашку, от его лохмотьев постоянно несло птичьим пометом. Можно подумать, что после работы на свинарнике от Сашки пахло лучше.
То ли мельник сам додумался, то ли Пантюх ему пожаловался, то ли холода приблизились, но в один из вечеров мельник принес Сашке новую одежду: два мешка из-под зерна. В одном было проделано три дырки, в другом две. Для головы, двух рук и двух ног. И девчонка тут как тут, стоит и ухмыляется.
Сашка, сбросив лохмотья, остался голым. А девчонка только покраснела и с вызовом на него смотрит. Надо же! Ладно, черт с ней! Сашка одел нижний мешок, подпоясавшись бечевкой, сверху натянул второй. А что, теплее стало. Видок, конечно, у него еще тот. Хотя в одежде пугала смотрелся тоже не лучше.
– Зимой надо бы еще пару мешков, хозяин. А то замерзнет на морозе мальчишка, – обратился к мельнику стоявший рядом Арубон.
Мельник что-то пробурчал в ответ и ушел. За ним следом ушла и его дочь.
– Ничего, Ксандр, будет тебе еще одежка. Даст хозяин, никуда не денется.
Сашка, как только его продали мельнику, назвался Ксандром, памятуя, что за мальчиком по имени Сашка, еще недавно шла охота по всему Гендовану. А мельница находится на гендованских землях. Не ровен час, кто-то вспомнит про розыски, да и прекращены ли они? Откуда Сашке об этом знать?
А Уфиньгу после этого как подменили. Сашка посчитал, что девчонка в него влюбилась, заиграли у нее эти, как их там? Ага, гормоны. Ему-то на девчонок еще рано засматриваться, наверное? Хотя ведь уже четырнадцать лет недавно исполнилось. В первый раз не справил день рождения. Впрочем, справил. Только не он, а Пантюх по приказу мельника. Справил вожжами на его заднице. Пантюх до сих пор злобится, характер, видать, такой. И бил, в отличие от мельника, изо всей силы. Даже заехал пару раз по спине. Якобы, ненароком. Как же! Мельник своих рабов по спине не бил. Вовсе не потому что был добреньким. Нет. Просто не выгодно это ему. Попробуй с израненной спиной потаскать мешки с зерном и мукой.
А Сашку понемногу стали заставлять таскать и такие мешочки. Да они тяжелее, чем он сам. В первый раз, когда Арубон положил ему мешок на спину, Сашка попросту упал. И второй, и в третий раз тоже. С тех пор таскал мешки волоком. И не так много их пока было, но к вечеру приползал, причем, в буквальном смысле, к месту ночлега. Даже есть не мог. Поэтому мельник снова освободил его от мешков, чем вызвал долгую ругань Пантюха. Тот даже к хозяину пошел жаловаться. Впрочем, ходить далеко не надо было, хозяин с дочкой стояли поблизости.
Пожаловался, а в ответ получил не от мельника, а от Уфиньги. И ответ – полный отлуп. Нет, точно, девчонка в него влюбилась. Эх, Сашка, Сашка, плохо ты еще в жизни разбираешься. Не влюбилась, а лишь на время затаилась, решила бдительность его расслабить.
В один из дней, как раз накануне дня ее рождения, позвали Сашку в дом мельника. Прибраться, полы вымыть, ну, и на побегушках поработать. Мельник, по случаю дня рождения дочери в город съездил, всяких деликатесов навез. И среди них помидоры. Помидоры в Атлантисе были небольшими, но очень вкусными. Считались деликатесом и стоили очень дорого. Выращивали их только в нескольких местах Атлантиса. В других они тоже росли, но были какими-то кислыми.
Улучив момент, когда в доме Сашка и Уфиньга остались одни, девчонка подошла к Сашке, добродушно улыбаясь.
– Держи. Это от меня. Очень вкусно. Ты такого никогда не пробовал. Отец их покупает только пару раз в году, да и то всего дюжину. Стоят, ой, как дорого.
– Спасибо, но я не хочу.
– Почему? – девчонка опешила?
– Да пробовал я их раньше. Вкусно, конечно, только фрукты вкуснее.
– Бери, ешь! – Уфиньга резко стала наседать на Сашку. – Бери!
– Да, не хочу я. – Тут уже Сашка стал упрямиться. Если бы она не стала так твердо, даже несколько грубо требовать, чтобы он съел помидору, Сашка, конечно, взял бы ее и съел. Но тут он заупрямился.
– Бери и ешь! Я приказываю. Я твоя хозяйка! Это приказ! Ешь! Быстрее бери!
– Не буду!
– Ах, так…
Девчонка быстро отправила помидор в рот. А когда через несколько минут в дом вернулся мельник, Уфиньга бросилась к нему и затарахтела:
– Отец, этот раб украл мой помидор. Он съел его. Я видела. Ты мне купил, а он съел!
Сашка опешил. Он стоял, открыв рот, и не мог ничего понять. Только, когда взглянув в налившиеся бешенством глаза мельника, сумел, наконец, ответить:
– Господин, я его не брал. Это она съела.
– Он, он!
– Она лжет! Она его мне предлагала, даже приказывала, но я не брал. Если бы съел, то у меня на лице следы от него остались, потеки пошли.
– Ты смыл. Стер! Я видела!
– Ага, а мучная пыль осталась? Лицо у меня постоянно в мучной пыли. Сразу стало бы заметно. А у нее видно. Вон, посмотрите.
Девчонка быстро провела рукой по рту. Мельник взглянул на дочку и нахмурился. Потом обернулся к Сашке и бросил:
– Иди за мной.
И пошел прямиком на конюшню. За ними следом заспешила и девчонка. На конюшне Сашка получил десять вожжей. Он изо всех сил старался молчать, хотя 2-3 раза все-таки крякнул. Девчонка стояла рядом и улыбалась.
– Десять мало, отец. За кражу надо двадцать или тридцать.
– Я не за кражу. Он получил за то, что раб посмел обвинить хозяйку во лжи. Еще раз обвинит – получит двадцать ударов.
Сашка понял, что хозяин поверил ему, а не дочке. С тех пор он старался меньше ей попадаться на глаза, но разве на таком небольшом хозяйстве это возможно? На вопросы юной хозяйки Сашка теперь отвечал коротко и односложно, не забывая кланяться. Ведь та, стоило ему где-нибудь ошибиться или задержаться, тут же бежала к отцу с доносом. Даже с Пантюхом на этой почве сблизилась. Это с рабом-то! На пару они не давали Сашке житья. Только Арубон относился к нему хорошо. Защищал, но редко. В конце концов, кто для него Сашка?
Так прошла зима, прошла весна, наступило лето. За прошедшее время Сашка подрос, раздался в плечах, накопил силу. Мельник еды для своих рабов не жалел, хоть она и была однообразной. В основном мучная похлебка, лишь в конце седьмиц пеклись лепешки. Мука была из отходов, с шелухой. Ее набирали прямо с пола. Ею же кормили и свиней. Зато, когда хозяин резал очередную свинью, у рабов наступал праздник. Кожа с жиром, кости с остатками мяса, требуха – всё доставалась им. После однообразной похлебки добавка к пище казалась вкуснейшим деликатесом. Делили всё на троих, Пантюх по-прежнему брюзжал и ругался, что новый раб его объедает. Но теперь-то уже не мог попрекнуть Сашку, что тот не таскает тяжелые мешки. Таскал и таскал уже наравне со всеми. От этого и мышцы силой наливались. Уже не его, а Пантюха мельник чаще ставил на работу в свинарник. Сашке стали поручать ездить по окрестным местам, собирать зерно, развозить муку. В соседний трактир, опять же, муку поставлять.
Вначале Сашка испугался такого доверия, а вдруг в трактире узнают, ведь стоит тот на западном тракте и все, кто едет из Гендована на запад, мимо не проезжают. Но потом быстро успокоился. Он ведь заметно вырос, даже повзрослел. Стриженая голова давно уже заросла копной длинных соломенных волос. Да и кто признает в одежде, состоящей из двух грязных мешков из-под зерна, того мальчика, которого разыскивали год назад? Опять же лицо его всегда было в мучной пыли, хотя он и умывался два раза на дню.
Кто узнает? А узнали. В конце лета Сашку снова послали отвезти телегу с мешками муки. Отвез, перетаскал в трактирную кладовку. Пошел обратно к телеге, но вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд. Ноги сразу как-то стали ватными. Не понимая в чем дело, обернулся и встретился глазами с хорошо одетым мужчиной, стоявшим в окружении нескольких мальчишек-рабов. Хитрец! Точно, Хитрец! Главарь гендованских воров. Как он здесь очутился? Хитрец его узнал, это было заметно по его лицу. Но лицо почему-то было отнюдь не хищно-удовлетворенным, как следовало ожидать от человека, настигшего дичь. Нет, лицо Хитреца было растерянным и… испуганным. Да, именно испуганным. Хитрец судорожно вздохнул, и Сашке показалось, что тот даже побледнел. А затем воровской главарь бросился к повозке, за ним следом побежали и мальчишки. И уже через минуту двое юных возниц сильно нахлестывали лошадей, удаляясь к западу, в противоположную от Гендована сторону.