Пустыня Предтечи
Ничто не сказано нем, кроме того, что он есть глас, вопиющий в пустыне… Ребенок? Подросток? Молодой человек? Он бежит за Иордан, одетый как странник, плохо питается, думает только о Том, кто должен прийти. Ему предстоит лишь умаляться, его закат указывает на восход Другого. Для людей, которые не знают Таинства, он предвосхищает Таинство. Вокруг Пророка, справедливого и ужасного, предсказывающего высший Суд, формируется братство, зачаток пустынной общины обновляющих вод. Сам Христос придет туда, последний и первый, закрывающий и открывающий, разделяющий учеников Иоанна с Иоанном, и, возможно, Иоанна внутри его: «Ты ли тот, кто должен прийти?» Воды исповедания становятся водами явления Троицы и мессианского провозглашения.
Пустыня искушения
Христа ведет Дух, Который осенил Его Мать, и Который Сам становится Утешителем в пустыне. Сорок дней, которые соответствуют сорока годам. Исход превращается во встречу Сына Иакова с другим ангелом, искусителем. Больше нет манны: Он отказывается сделать хлеб из камней. Больше нет чудес: Он отказывается прыгнуть с террасы Храма. Больше нет мечты о земле или царстве: самое важное в исходе в пустыне, оказывается, искушение: поклонение одному Богу и чувство оставления Им.
Христианская пустыня
Сначала христианство распространяется в городах и портах — Иерусалиме, Антиохии, Эфесе, Коринфе, Риме — охватывает прежде деревень и пустынников Павла, Антония, Иллариона, Пахома, Пафнутия, которые затем стали отшельниками, затем монахами-пустынниками. Тебаида покрывается монастырями, мученики вдохновляют мужчин и женщин. Обращения им недостаточно — они изучают Писание, поют духовные песни, медитируют. Они обращаются к внутреннему образу, в котором проявляется Бог. Обнажены чувства, разум и Дух. В Египте и Субиако вокруг отшельников формируются монашеские ордена: св. Василия на востоке и св. Бенедикта на западе. Святой Франциск уединяется в Алверне, а святой Игнатий в Манрезе. Великие ордена станут продолжением опыта пустынников и святости отцов Тебаиды (под влиянием Кассиана и «Vitae Patrum»)…
Знак пустыни
Долгий путь по первобытным неизменным равнинам, скалам, песку, вид миражей, мертвые колодцы и долгожданная вода. Долготерпение — опыт, при котором мы делим одиночество с Богом и который заставляет нас забыть все, что мы когда-либо видели. Безжалостные формы и линии — все вертится вокруг Сути: Богу достаточно видеть сладостность вечеров и ночей с созвездиями: закономерная случайность. Благодать действует на все наши повседневные жесты, вызывающие восхищение святых. Оазис — вода и тень, как посещение Духа: Эдемский сад, который мы можем только посетить, и продолжить маршрут… Всепоглощающий свет, и одиночество, и жара. Прекрасный круг горизонта как на море — все находится в Его присутствии. Экстатическое восхищение перед Единым: Бог един.
Духовность
Непривязанность, отказ, отречение. С другой стороны, монотонность недель, месяцев, лет. Беспощадный призыв Бога не оставляет ничего, кроме вкуса к Сути, а Сама Суть прячется. Повседневная жизнь народа наполнена печалью и опасностями. Если приходит радость, тайная необходимость призывает пройти через нее. Ночь, созданная для чувств и разума, может оказаться призывом пустыни в стиле Рюйсбрука. Все интенсивно: искушения и отвращение, страхи и чувство одиночества. Нет ничего, кроме исхода и вершины экстаза, когда Единый оставляет наедине с Собой. Человеческий караван теперь кажется не чем иным, как рабством. Смысл Исхода — Земля Обетованная, а здесь, наоборот, провозглашение Присутствия. Верность в монотонных скитаниях по раскаленной пустыне — вот тот акт веры, который требует Бог — голая вера, включающая надежду без ее осознания, и совершенная любовь в совершенном одиночестве, вера, которая есть предвкушение, уже обладание, нечувствительная к разуму, в экстатическом единстве с Единым. Отречение в этой жизни, осознание любви жениха и невесты в соответствии с законом замещения, приглашает и вводит в эту любовь того, кто призван в пустынях Аравии и под луной в пустыне Гоби, в Рио де Оро, в образе матери Агари, изгнанной в пустыню вместе с Измаилом, и чья молитва пробуждает источник жизни, находящийся в радости этого Присутствия и этой Любви.