Особого внимания заслуживает известный деятель религиозной организации «Брахмо-Самадж» Кешаб Чандер Сен (1838–1884), принявший имя Йесудас («Слуга Иисуса»). Его проповедь во многом предвосхитила опыт бенедиктинцев, основавших «Сатчитананда ашрам», о котором речь пойдет далее. Сама по себе философия брахмосов (членов Брахмо-Самадж) близка по духу поэзии сайтов, преданных Бога без имени и формы, движение которых зародилось в средневековой Индии. Видный представитель этого течения Кабир (1440–1518) (который, помимо прочего, был одним из любимейших поэтов отца Беды Гриффитса) так выражал свое отношение к Высшему Возлюбленному:
Санты, подобно библейским пророкам, осуждали поклонение идолам и призывали искать Бога в своем сердце, а не в неких внешних символах:
Брахмосы, как и санты, отвергали идолопоклонство и признавали Единого Всевышнего, находящегося за пределами материальных чувств, и эта идея, несомненно, была очень близка христианству. Глубокое сходство между концепцией Бога Библии и Бога брахмосов навело Кешаба на мысль о существовании некой общей теистической Истины, единой для всех народов и явившейся во Христе точно так же, как и в индийской поэзии и философии. Со временем привязанность к идеям Иисуса из Назарета привела его к принятию Его в качестве духовного учителя, Сатгуру, о чем он неоднократно и открыто заявлял на страницах индийской прессы, а затем и к признанию троичности Божественного, за которым последовало «крещение» и учреждение в «Брахмо-Самадже» Таинства Причастия. Все это было настоящим опытом инкультурации, который широко распространился в католицизме лишь в XX в. Две основные мысли Кешаба также нашли свое отражение в современной христианской (и, прежде всего, католической) теологии: первая заключалась в том, что все религии представляют своеобразный «Ветхий Завет» между Богом и человечеством, некий моральный закон, дхарму, выражаясь языком индуизма, а Христос как бы заменяет этот принцип «материальной религии» религией сердца, освобождая человечество от рабского следования неким постулатам, ограниченным временем, местом и обстоятельствами. Эта идея находит свое отражение и в лекциях православного священника отца Александра Меня, утверждавшего, что «самое сильное в христианской духовности — это именно не отрицание, а утверждение, охват и полнота»[8]. Вторую мысль, не менее значимую и имеющую прямую параллель в размышлениях отцов «Сатчитананда ашрама», Кешаб выразил одной фразой: «Христианская Европа осознала, что Христос един с Богом, но она не осознала, что Он един с человечеством»[9]. Таким образом, он призывал христиан и индуистов понять, что существует некий общий стержень, Центр, как бы сказал Беда Гриффитс, к которому следует вернуться, чтобы увидеть все духовные традиции в единой перспективе.